Девушка с характером - Анне Якобс

Идя по цеху, директор Мельцер со всех сторон слышал угодливые приветствия. И действительно, от него не укрылось то, с какой поспешностью мужчины срывали шапки, чтобы пожелать господину директору доброго утра. Даже улыбки и приветственные кивки работниц не были лишены заискивания. Мельцеру нравилось, что подчиненные демонстрируют ему свое уважение. Тот, кто был недостаточно почтителен, в скором времени оказывался на улице. Однако есть разница между почтением и подобострастием. И последнее Мельцер просто не выносил.

Гости скрупулезно разглядывали готовые ткани и сами ткацкие станки. Бумазею ощупали вскользь – оно и понятно: особого спроса на нее и здесь не было. Но блестящий хлопчатобумажный сатин, из которого недавно стали шить постельное белье, вызвал неподдельный интерес. Это была первоклассная ткань, ни одна другая ткань, произведенная в Аугсбурге, не шла ни в какое сравнение, ее буквально отрывали с руками. Все трое открыв рот стояли перед жаккардовой машиной, на которой при помощи перфорированной ленты ткали затейливый узор. Камчатное скатертное полотно. Когда-то оно было прерогативой состоятельных и благородных семейств, сегодня, благодаря массовому производству такие скатерти могли себе позволить и обычные горожане.

– Лучше, чем в Англии! – прокричал Мельцеру в ухо мистер Петерс. – Эта машина so easy. Нихт сложная. Работает отлично.

– Факт, – коротко подтвердил Мельцер.

Гостей заинтересовало, почему у других фабрикантов машины быстро выходят из строя и доставляют массу хлопот, в то время как Иоганну Мельцеру они исправно служат долгие годы. Он был польщен, но раскрывать карты не стал. Sorry – все дело в технических тонкостях, которые являются частью производственной тайны.

Проводя гостей по прилегающей территории, Иоганн Мельцер показал им транспортный парк – несколько гужевых повозок, на которых готовые ткани отвозят на товарную станцию, а также три автомобиля, ими директор пользовался исключительно в личных целях. Мельцер был фанатом всех этих чудо-механизмов, которые с каждым годом работали все безупречнее, все быстрее. Если бы не строгое воспитание, он, пожалуй, приобрел бы несколько гоночных автомобилей. Однако в юности ему привили мысль о том, что никто не имеет права тратить деньги на излишества. Наличие же трех лимузинов он оправдывал тем, что ими пользовалась и его семья. Прежде всего, жена, которая из-за увечья не могла ходить пешком на дальние расстояния. И лишь наедине с сыном Иоганн иногда позволял себе поговорить о заветном. Пауль в этом смысле не был стеснен никакими ограничениями: Бенц недавно построил отличный гоночный автомобиль, Опель тоже не отставал, оставалось только подождать.

– Теперь, когда вы осмотрели фабрику, господа, позвольте пригласить вас перекусить и выпить.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Мельцер. Мы с удовольствием принимаем приглашение.

– Для меня это честь. В конце концов, не каждый день в нашем прекрасном Аугсбурге мы встречаем иностранных гостей.

В качестве угощения были предложены белые сосиски со свежими брецелями и горчицей, яйца, огурчики и грубый ржаной пумперникель с сыром. Из напитков – рислинг, лимонад и аугсбургское пиво. Гости ели обильно, сам Иоганн взял лишь пару сосисок, запив их лимонадом. Вчера вечером он перебрал коньяку, и утром болел желудок, поэтому сейчас к алкоголю он не притрагивался.

Под конец обменявшись любезностями, мистер Петерс сказал Мельцеру, что гости в восторге от его фабрики. Что она хоть и не такая большая, как другие фабрики Аугсбурга, где они тоже побывали, однако весьма эффективная. Прекрасные ткани.

И хорошие станки. Все организовано разумно. Рабочие прилежные. Возник вопрос, обеспечивает ли он их жильем.

То есть, понял Мельцер, окончательное решение еще не принято, видимо, планируют пойти еще куда-то. Его все раздражало. Было жаль времени на болтовню, он спешил в цех цветной печати, где как раз опробуют новый образец. Вместо этого приходится сидеть здесь и рассказывать, что он, как и большинство других фабрикантов, построил несколько домов для своих рабочих. Дома на две семьи, с садиком для овощей и фруктов. Некоторые держат даже кроликов и коз. Конечно, не всем достается такое жилье. Мельцер не терпел пьяниц и хулиганов. А также тех, кто состоит в профсоюзе или другом рабочем объединении. Своим людям он был хозяин. Он построил для них даже детский сад и баню.

Наконец после всей этой глупой болтовни перешли к делу. Гости пообещали крупные закупки хлопчатобумажного сатина и скатертной ткани. В качестве бонуса они попросили одну из кольцевых прядильных машин. И были весьма разочарованы, когда Мельцер отказал. Покачали головами, выразили сожаление, намекнули на конкурентов, которые наверняка были бы рады сотрудничеству с ними. Мельцер был вежлив, но непреклонен. Это его машины, ни одна из не покинет территорию фабрики. Но в торговле сатином и камчаткой он заинтересован, нужно только договориться о ценах.

– Мы свяжемся с вами…

Прощание было поспешным и прохладным. По опыту Мельцер знал, что из столь непринужденно начинавшегося разговора, скорее всего, ничего не выйдет. Может, оно и к лучшему. Американские господа показались ему не особо благонадежными.

– Уберите это! – недовольно бросил он секретарю и сделал неопределенный жест в направлении тарелок и стаканов.

– Сию минуту, господин директор.

Для обработки корреспонденции в его конторе работали две дамы. Обе были немолоды, носили очки и неимоверно туго зашнуровывали корсеты. Фрейлейн Хофман нелепо хихикала, зато была безукоризненно грамотна. За пятнадцать лет Мельцер лишь дважды обнаружил в ее письмах ошибки. Фрейлейн Людерс была весьма добросовестна, молчалива, прилежна и практически не расположена шутить. Поначалу в качестве секретарей у Мельцера служили двое мужчин, но вскоре он понял, что с секретарями-дамами ему проще. Они были проворнее, сговорчивее и обходились ему дешевле. К тому же со всеми повседневными делами вроде приготовления кофе и закуски, розжига печи, ухода за растениями они справлялись гораздо лучше.

Мельцер уже собирался в новый печатный отдел, когда услышал фрейлейн Людерс. С посетителями она всегда беседовала вполголоса и владела собой, но сейчас говорила с особым нажимом. У фрейлейн Людерс был нюх на людей, она знала, кого следовало пустить, а кого – нет.

– К вам директриса сиротского приюта Семи мучениц.

Мельцер, который уже убегал, остановился, и его и без того мрачное настроение еще более омрачилось. Папперт. Наверное, пришла клянчить деньги, алчная особа. Но сегодня она обломает зубы. Он долго позволял держать себя за дурака. Если она и дальше будет докучать ему своими визитами, он потребует проверки бухгалтерских книг.

– Пусть войдет. Но у меня мало времени.

– Я ей передам, господин директор.

Эрдмута Папперт была одета в серый, довольно помятый