— Кто здесь? — настороженно спросил Владимир, увидев на пороге своей спальни женскую фигуру. Свет свечи, которую женщина несла в руке, мешал сразу разглядеть ее, но, когда нежданная ночная гостья подошла ближе, Владимир вздрогнул. — Лиза, что с вами? Что случилось?
— Я пришла просить вас о помощи, — тихо произнесла она, присаживаясь на кровать рядом с Корфом. — Моя жизнь невыносима мне. Мой дом похож на тюрьму, маменька сошла с ума, отец, которого я любила всю жизнь, оказался лжецом.
— Лиза, Лиза… — ласково сказал Корф, приподнимаясь на подушках. — Вы несправедливы к своим близким — княгиня больна, князь Петр Михайлович любит вас.
— Ему нет до меня никакого дела! Как и Андрею. Моя жизнь превратилась в ад! Мне страшно оттого, что я никому не нужна, — Лиза вдруг разрыдалась, и Корф счел правильным, притянув ее к себе, обнять и утешить.
— Не говорите так! Прошу вас, успокойтесь! Поверьте, все очень скоро изменится к лучшему.
— Неужели я недостойна любви?
— Вы — чудная, нежная, вы — прелестное создание, Лиза.
— А я мечтала услышать от тебя простое «ты», — Лиза подняла на Корфа влажные от слез глаза. — Не прогоняй меня, слышишь? Ты — единственный, ты — удивительный. И я пришла к тебе…
Корф вздрогнул — Лиза была так хороша, и она была рядом. Какое-то мгновение он пытался гнать от себя соблазн, но все же уступил…
И приснился Владимиру сон — он летел над рекой, стальной и холодной, летел низко-низко, почти касаясь белоснежных бурунов на острых каменных порогах, летел быстро, словно торопился к чему-то навстречу, и, наконец, его подхватил теплый и сильный поток. Поток поднял его над рекой и вознес над горами. И чем выше парил он над землей, тем красивее становилась она — скалы блестели гранитными сколами, склоны гор зеленели лесами, и синевой наливалась широкая лента реки. А, когда Владимир поднялся к самому солнцу, он увидел ангела, и ангел протянул к нему свои крылья. И увлек за собою, и улыбнулся ему.
— Анечка, Аня… — прошептал ангелу Владимир и… проснулся.
Он оглянулся, приходя в себя, и вздрогнул — рядом с ним на подушке лежала очаровательная светловолосая женская головка. Владимир осторожно потянулся к женщине, что провела с ним ночь, и убрал завитки локонов с ее лица.
— Господи! Что я наделал! Лиза!..
Лиза тотчас открыла глаза и посмотрела на него с такой нежностью и доверием, что у Владимира захолонуло сердце.
— Почему ты смотришь на меня так? — с удивлением спросила Лиза.
— Лиза, простите меня, — прошептал Корф.
— Что это значит, Владимир?
— Я не хотел этого… Точнее, хотел, но не с вами…
— Ты пытаешься унизить меня? — ночной туман рассеялся — взгляд Лизы стал ясным и пронизывающим.
— Нет, — тихо сказал Владимир, вставая и быстро набрасывая на себя восточный шелковый халат, шитый золотом, — я всего лишь пытаюсь извиниться за это досадное недоразумение.
— Ты называешь то, что между нами было, недоразумением?!
— Я считаю ошибкой то, что позволил этому произойти.
— Значит, ты любишь другую? — голос Лизы звучал равнодушно и глухо.
Владимир кивнул и отвернулся к окну.
— Кто она?
— Анна.
— Твоя крепостная?!
— Елизавета Петровна, я не хотел делать вам больно, но вы желали услышать правду, и вы ее услышали.
— Я не просила мне лгать, я надеялась, что вы любите меня, — горестно сказала Лиза. — А любви не было, не было никогда!
— Лиза… — спохватился Корф. — Лизонька, послушайте меня…
— А я-то думала, что это просто модно — заводить себе крепостную любовницу.
— Лиза, между мной и Анной не было и нет никаких отношений, слышите?
— Я днями и ночами рыдала, думая о вас. Я мечтала, как мы с вами пойдем под венец, и я испытаю блаженство любви… — Лиза закрыла лицо руками и расплакалась.
— Простите меня! — побледнел Корф.
— Владимир, скажите, что во мне не так? — она вдруг поднялась на постели и, обнаженная, застыла перед ним. — Чем я хуже Анны? Я некрасива? Я глупа? Необразованна? Скажите мне сейчас, и я навсегда оставлю вас в покое!
— Господи, как же я виноват! — вскричал Корф, отшатнувшись от нее.
— Это означает — я уродлива?
— Не говорите так, Лиза! Вы… вы очаровательны! — Корф подошел к ней и, взяв со стула брошенную ею вчера шаль, закутал ею хозяйку. — Это во мне сплошь одни недостатки. Это я недостоин вас.
— Я бы многое отдала за то, чтобы мириться с вашими недостатками и возводить их в достоинства… Радоваться вашим удачам и беспокоиться, когда вам плохо, — прошептала Лиза умоляющим тоном. — Неужели мне так и не суждено понять, как это — любить того, кто любит тебя? За что?! Почему любовь так жестока?!
— Любовь без страданий — это не любовь.
— Так вы говорите — надежды нет?
— Надежда есть всегда, но, наверное, для каждого из нас она связана с кем-то другим.
— Владимир, вы думаете о том же, что и я. Вы так же одиноки и не поняты любимым человеком. Почему мы не можем быть утешением друг для друга хотя бы на короткое время?
— Лиза! Ты еще будешь счастлива. Ты — такая красивая… Мне с тобою было очень хорошо. Но… так я не могу, прости меня!
— Буду признательна вам, барон, если вы подскажете, как мне лучше пройти в свою комнату, не привлекая всеобщего внимания, — холодно сказала Лиза.
— Да, да, конечно… — смутился Владимир.
— А сейчас — выйдите, чтобы я могла одеться…
* * *
Вернувшись домой, Лиза первой встретила в гостиной маменьку — та сидела на своем любимом диванчике и как будто чего-то ждала. Она была нарумянена и одета для выхода. Улыбка казалась приклеенной к ее лицу, напоминавшему прелестную, но пустую головку фарфоровой куклы.
— Это что такое? — вместо приветствия резко спросила Долгорукая у дочери.
— Что именно? — тоже не особенно стараясь быть вежливой, парировала та.
— Ты, кажется, сегодня не в духе?
— Да, — легкомысленно махнула рукой Лиза, — с мужем повздорила, только и всего!
— Но ты еще слишком мала для замужества!
— Для замужества, маменька, важны не возраст, а подходящие обстоятельства.
— Не могу сказать, что вполне поняла тебя, — как будто рассеянно проговорила княгиня, — но я вообще в последнее время плохо осознаю происходящее. И еще мне иногда кажется, что я совершила нечто ужасное и попаду за это в ад.
— Мне остается только позавидовать вашей интуиции, маменька!
— Лиза, — раздался рядом голос отца, — говорить в таком тоне неприлично вообще, а с маменькой тем более, учитывая ее нынешнее состояние.
