Он хотел ее.
И он хотел оставить Веронику.
Его камердинер вышел из гардеробной и, откашлявшись, сообщил, что экипаж ждет. Виконт знал об этом. Он видел его под окном в течение, наверное, последних минут десяти. Лошади уже, как он заметил, нетерпеливо топтались и недовольно фыркали, стремясь к движению.
— Отошли карету обратно, — услышал он свои слова, прежде чем успел все хорошо обдумать. — И скажи, что бы ее подали после ужина. Я должен остаться на ужин, чтобы помочь мисс Граггс управиться с молодежью. Они довольно шумные и непослушные.
Последнее было довольно-таки несправедливо. И вообще, черт побери, с чего это ему пришло в голову давать объяснения камердинеру?
— Да, милорд, — отозвался мужчина и, поклонившись, вышел.
Отлично, это будет тем оправданием, которое он даст Оксиденсам, думал, он, торопясь спуститься в гостиную. Это казалось ему чрезвычайно правдоподобным оправданием.
Таким вот образом он оказался сидящим во главе стола во время ужина, Джейн сидела напротив, Вероника рядом с ней, а молодые люди расположились по обе стороны от него. Он снисходительно слушал всю их глупую болтовню и смех без малейшей дрожи отвращения. И поглощал огромное количество разнообразнейших блюд, наслаждаясь тем, что может видеть и любоваться своими двумя леди, которые заботливо следили за тем, чтобы у куклы Джейн была возможность попробовать каждый кусочек.
А затем пришло время молодым людям и их компаньонке перейти в гостиную. Слуги свернули ковер, пока они были за столом, а затем прибыла госпожа Карпентер, чтобы обеспечить их музыкой для танцев. Веронике было позволено не ложиться спать и наблюдать, пока она не станет совсем сонной. А ему нужно было ехать к Оксиденсам. Карета снова его ждала.
Но, что будет, если кто-то из молодых людей решит, что уже достаточно взрослый и захочет найти более уединенное местечко? Что, если молодой Джордж Оксидент, например, решит позволить себе любовные вольности с Деборой? Они весьма активно флиртовали друг с другом в течение всего дня. Он даже обнаружил этого молодого человека, целующего его племянницу под омелой, где она специально его поджидала. Как Джейн сможет справиться со всем этим одна, если учесть, что ей еще надо заботиться о Веронике?
Нет, он не мог оставить ее одну. Это будет чрезвычайно несправедливо, учитывая, что он — хозяин дома и его долг обо всем позаботиться, да и Сюзанна с Мили поручили Дебору его опеке.
— Отошлите карету, — велел он дворецкому. — Мне она не понадобиться сегодня вечером.
Он иронично усмехнулся. Это было самым явным примером изменений, которые в нем происходили. И у него, должно быть, ветер в голове. Это он-то хотел праздновать с молодыми людьми, а не с нормальной взрослой компанией?
Да нет. На самом деле он хотел праздновать со своей леди и со своей дочерью.
* * *
Они танцевали кадриль и многочисленные контрдансы. Молодые люди не прерывались ни на минуту. Они явно наслаждались новизной ощущений оттого, что могли, наконец, применить на практике навыки, полученные от учителей танцев.
Джейн чувствовала себя восхитительно счастливой оттого, что видела, и от общения со все сильнее устающей Вероникой. Но, тем не менее, малышка наотрез отвергала предложения отправиться в кроватку. В данный момент она уселась, скрестив ноги, на полу, около Рождественского вертепа и укачивала куклу, чтобы та заснула, а сама при этом выглядела так, будто может заснуть в любую минуту.
То, что виконт Бакли по неизвестным причинам, в конце концов, все же не уехал к Оксиденсам, а остался дома, сделало Джейн абсолютно счастливой. Он смеялся с молодежью, болтал с госпожой Карпентер между танцами, но не подходил близко к Джейн и Веронике. Хотя это и не имело значения. Того, что он рядом, в одной с ней комнате, и она могла смотреть на него, было уже достаточно. Он выглядел еще более ослепительно красивым, чем обычно, в своем вечернем светло-голубом сюртуке, светло-серых бриджах, идеально-белых чулках и черных туфлях.
Она с удивлением думала о том факте, что такой человек поцеловал ее. И это у нее был его подарок — прекрасная шаль, чтобы обнимать ее плечи на протяжение всей ее жизни.
Он склонился к госпоже Карпентер, что-то сказал ей, а та в ответ кивнула и улыбнулась. Он повернулся к своим молодым гостям и хлопнул в ладоши, чтобы привлечь их внимание.
— Сейчас будет вальс, дамы и господа, — объявил он. — Вы все знаете шаги?
Они все знали. Но девушки не думали, что будут танцевать его публично в ближайшее время, во всяком случае, до тех пор, пока не прибудут на свой первый официальный бал в Лондоне, а патронессы Олмака не дадут им своего разрешения. Прошелестел гул взволнованных голосов.
Джейн тоже знала шаги вальса. Она с внутренней дрожью вспомнила, как с учителем танцев демонстрировала их девочкам в школе, ощущая слишком горячие и потные руки партнера и его попытки подстроить так, чтобы она натыкалась на него. Но все же, это был замечательный танец. Чудесный романтически танец, где партнеры были лицом друг к другу, а их руки соприкасались.
— Джейн? — внезапно он оказался перед ней, изящно кланяясь, как будто она была какой-то герцогиней, и протягивал ей руку. — Не окажете ли мне честь?
— Я? — глупо переспросила она, прижимая свою руку к груди.
Он улыбнулся ей, и внезапно у нее появилась странная слабость в коленях и чувство, как будто из комнаты пропала половина воздуха.
— Спасибо, — наконец сказала она, протягивая ему руку.
Он посмотрел вниз, на Веронику.
— Ты не будешь возражать, если я на несколько минут заберу у тебя мисс Джейн? — спросил он. — Посмотришь, как мы танцуем?
В ответ Вероника зевнула.
Джейн мечтала о счастье, романтике, удовольствии. Но никогда, до тех пор, пока не закончился этот десятиминутный танец, она и не представляла, на что может быть похоже слияние этих трех желаний. Это было почти мукой. Она танцевала — он был замечательным партнером — так, что едва касалась пола ногами. Она танцевала и совершенно не задумывалась о шагах. Она танцевала и не сознавала, что в комнате находится кто-то еще, кроме них двоих и музыки. Она была слишком счастлива. Что не сообразила даже пожелать, чтобы время остановилось, и она осталась навсегда в этом мгновении — вальсе с человеком, в которого она так по-глупому влюбилась.
Сказать, что это были самые счастливые десять минут в ее жизни, значит преуменьшить до невероятности и сделать слова бессмысленными.
— Спасибо, — сказала она, пытаясь напускной прохладцей в голосе не выдать, что для нее это значило. — Думаю, что мне нужно пойти укладывать Веронику спать, милорд. Она очень устала.
