— Перси? Герцог назвал этого несчастного именем Перси? Да, ты была права насчет этого мерзавца. Да на месте жены я бы пристрелил его! Если кто-нибудь назовет меня Перси, я застрелю негодяя собственноручно!
— Вряд ли это будет способствовать хорошему первому впечатлению, — вздохнула Памела. — Видишь ли, имена редко используются в аристократических семьях. Твои родственники, скорее всего, будут звать тебя Уорриком, а слуги и те, кто ниже тебя по социальной лестнице, будут обращаться к тебе «милорд».
— А ты будешь выше или ниже меня по рангу?
— Я всегда буду выше тебя, — не колеблясь ответила Памела.
— Тогда, может, расскажешь, где я был все эти годы? — фыркнул Коннор.
— Мне почему-то кажется, — начала Памела, расхаживая взад и вперед за его спиной, — что, когда герцогиня заболела и поняла, что может умереть до того, как доберется до дома своего деда, у нее оставался единственный выход — положить тебя в корзину и оставить на пороге дома доброго старого купца и его бесплодной жены.
— Ага, — усмехнулся шотландец, — и с тех пор я помогал купцу торговать в его лавке, так?
Памела внимательно посмотрела на его широкие мускулистые плечи. Нет, Коннор был мало похож на лавочника, скорее на… кулачного бойца.
— Полагаю, нет, — сказала она. — После смерти добрых приемных родителей ты решил самостоятельно попытать счастья и найти свое место в жизни. Когда я тебя нашла, ты был…
Она замолчала, подыскивая подходящее занятие для отпрыска герцогского рода.
— Разбойником, отнимающим нижнее белье у беспомощных дамочек, — хохотнул Коннор.
Памела метнула на него гневный взгляд. Потом задумалась.
— Вот именно, — проговорила она, наконец. — Почему бы нам, не сказать герцогу, что ты жил под именем Коннора Кинкейда, главаря разбойников, грозы Шотландского нагорья?
— И насильника, — с усмешкой добавил горец, не переставая бриться. — Если мы заставим всех поверить в то, что я и есть наследник герцога, то злодей, в свое время убивший твою мать, может попытаться убить теперь и меня, ты это понимаешь?
Памела радостно захлопала в ладоши:
— Да! Да! Это так здорово!
Коннор недоуменно приподнял бровь, и она поспешно объяснила:
— Застав его на месте преступления, мы полностью изобличим негодяя!
— Это когда он будет подливать яд в мой бокал вина или резать мне горло во время сна? — с заметной долей иронии поинтересовался горец.
— Не будь смешным! Если убийца не хочет быть пойманным, ему придется подстроить правдоподобный несчастный случай. Поскольку мы будем настороже, мы сможем сделать так, чтобы он оказался в руках правосудия. Если ты что-нибудь заподозришь, то дашь мне знать, и я приведу полицию!
— Надеюсь, это случится до того, как он убьет меня.
— Я тоже на это надеюсь, — весело кивнула Памела. — В конце концов, он же не знает, насколько ты сам опасен для него. А пока мы будем ждать действий с его стороны, ты будешь учиться выдавать себя за джентльмена. Герцогу наверняка захочется заняться твоим образованием. Только представь себе, ты сможешь научиться читать!
— Да уж, представляю, — хмыкнул Коннор, бросая на нее загадочный взгляд.
— Может, он наймет для тебя учителя фехтования и учителя танцев.
Коннор подскочил на месте.
— Я не против фехтования, но ты не говорила, что мне придется скакать на балах в кружевах и трико!
Положив руки успокаивающим жестом ему на плечи, Памела сказала с улыбкой:
— Не стоит так волноваться, сэр. Трико вышли из моды несколько лет назад.
Ее руки невольно задержались на его широких мускулистых плечах, и Памела, быстро опомнившись, рывком спрятала их за спину.
— Хоть ты и прожил почти всю жизнь среди шотландцев, герцогу будет приятно увидеть в тебе проявления твоей благородной английской крови. Возможно, тебе придется поработать над своим произношением и лексиконом.
— Что-то я не понимаю, о чем ты, детка…
— Ну, к примеру, настоящий джентльмен никогда не станет грязно браниться в присутствии женщины, хотя в мужской компании он, конечно, может позволить себе какие-то грубости и вольности.
— Да? — В его голосе появились бархатные нотки, от которых у нее по спине побежали мурашки. — Тогда тебе придется напоминать мне о том, как нужно говорить.
Памела снова вспомнила тот поцелуй в лесу и, смешавшись, не нашла ничего лучшего, чем сказать в ответ:
— С удовольствием…
Через мгновение ей удалось взять себя в руки, и она решительно произнесла:
— Полагаю, мне следует предупредить тебя о том, что и в Лондоне тебя будут продолжать преследовать, но уже не слуги закона, а толпы честолюбивых девиц, которые мечтают стать герцогинями. Их внимание к тебе только усилится, когда они увидят, что ты молод, физически развит и… — она пожала плечами, — вполне симпатичен.
— Спасибо, что заметила это, — сухо произнес Коннор. — Так это и есть те самые женщины, которые, как ты обещала, будут рады переспать со мной?
— Не совсем так, — покачала головой Памела. — Если ты окажешься в компрометирующей ситуации с молодой незамужней леди, тебя могут вынудить жениться на ней против твоей воли.
— Значит, мне можно забавляться только с замужними леди?
— Нет! — с чувством воскликнула Памела. — Это исключено! Какой-нибудь ревнивый муж может сразу вызвать тебя на дуэль. Возникнет скандал, в результате которого мы рискуем быть разоблаченными. Коннор тяжело вздохнул.
— Получается, несмотря на все твои обещания, мне придется воздерживаться от любовных утех. Такая участь больше подходит монаху, чем герцогу.
— Ну, всегда найдется какая-нибудь вдова, куртизанка или… француженка, — презрительно фыркнула Памела, — готовая откликнуться на зов страждущего мужчины.
— Ах да, француженки, — мечтательно улыбнулся Коннор. — Помню, как-то я остановил карету, в которой ехали богатая дама и служанка-француженка. Когда я потребовал у дамочки ее драгоценности, полногрудая служанка бросилась под дуло моего пистолета и стала умолять взять ее вместо хозяйских драгоценностей. — Ностальгическая улыбка горца приобрела дьявольский оттенок. — Помнится, ее мольбы были уж очень убедительны…
— Уверена, ты не смог устоять перед ней и с радостью принял ее жертву, — с притворным безразличием сказала Памела.
— Увы, пришлось разочаровать милашку, — вздохнул Коннор, возобновляя бритье. — Наслаждение мимолетно. Золото — вот вечная ценность.
— А как же любовь? — тихо спросила Памела. — Разве она не вечна?
— Любовь — роскошная привилегия дураков, поэтов и богачей. А бедняку гораздо важнее миска горячей сытной еды и пара новых крепких сапог.