— Тогда тебе придется остаться здесь и терпеть выходки Эми, — предупредил меня сэр Роберт.
Плата за право оставаться матерью Дэнни была высока, но долго я не раздумывала. Эми — меньшее зло, нежели разлука с малышом.
— Хорошо, я останусь здесь, — сказала я и отошла в сторону, чтобы не мешать слугам грузить в повозку мебель.
Сэр Роберт нахмурился. Он никак не думал, что ребенок окажется для меня важнее собственных амбиций.
— Ну, Ханна, разочаровала ты меня. Верная жена и заботливая мать — в этих твоих качествах я не нуждаюсь. Что ж, сиди пока здесь. Когда понадобишься, я за тобой пошлю. Но будет это не раньше мая. Ребенка возьмешь с собой. Но как только получишь мое послание, сразу же собирайся и выезжай. Ты будешь моими глазами и ушами при дворе.
Сэр Роберт уезжал в холодный мартовский полдень. Его жена, которая все эти дни «болела», все-таки встала, чтобы проводить мужа. Она молча стояла в передней, похожая на женщину, вылепленную из снега, и смотрела, как он надевает шляпу, затем плащ.
— Жаль, конечно, что все время, пока я был здесь, ты проболела, — равнодушно-вежливым тоном произнес сэр Роберт, будто обращался не к жене, а к хозяйке постоялого двора. — После обеда в первый день я тебя, считай, и не видел.
Мне показалось, что она с трудом его слышит. Потом леди Дадли выдавила из себя улыбку, тут же превратившуюся в гримасу.
— Надеюсь, в следующий мой приезд ты будешь чувствовать себя лучше.
— И когда же ты приедешь снова? — тихо спросила она.
— Пока не могу сказать. Я пришлю письмо.
Неопределенность в тоне сэра Роберта вдруг подействовала на Эми волшебным образом, и она из снежной женщины мгновенно превратилась в разгневанную.
— Если ты в самое ближайшее время не приедешь, я напишу королеве и пожалуюсь на тебя! — пригрозила она хриплым от злости голосом. — Уж она-то знает, каково жить покинутой лживым мужем, который волочится за каждой юбкой. Она знает, что из себя представляет ее распутная сестрица. Мы с ней обе настрадались от Елизаветы. Как видишь, я знаю все про вас с принцессой.
— Твои слова тянут на преступление против короны, — со спокойной учтивостью сказал сэр Роберт. — Но пока это просто слова. Если же ты напишешь письмо, твои преступные намерения обретут доказательство. Эми, ты хочешь, чтобы я, мои родные, Елизавета снова оказались в Тауэре? Если тебе плевать на нас, подумай о последствиях для себя.
Эми закусила губу. Ее щеки раскраснелись от гнева.
— Но эта твоя шлюха здесь не останется! Не желаю видеть ее рядом с собой!
Роберт вздохнул и посмотрел туда, где стояла я.
— У меня нет здесь никакой шлюхи, — сказал он, с трудом сохраняя терпение. — По сути, у меня и жены здесь нет. А что касается досточтимой миссис Карпентер, она останется в этом доме до тех пор, пока я не подыщу ей работу при дворе. Позволь тебе напомнить, что в этом доме ты — тоже гостья, но никак не хозяйка.
Эми яростно взвизгнула.
— И ты смеешь называть то, чем она занимается, «работой»?
— Да, — спокойно ответил сэр Роберт. — Я отдаю отчет своим словам. Я пошлю за миссис Карпентер, когда подыщу ей место. А потом снова приеду сюда. И очень тебя прошу, — продолжал он, понижая голос, — ради тебя и ради себя тоже… чтобы в следующий раз ты владела своими чувствами. Такими выходками, Эми, ты ничего не добьешься. Перестань вести себя как сумасшедшая.
— Я не сумасшедшая, — прошипела она мужу. — Я сердитая. Я сердита на тебя.
Сэр Роберт кивнул. Чувствовалось, любые ее слова значили для него очень мало. Он явно не хотел давать повод к новой ссоре.
— В таком случае я очень надеюсь, что к моему приезду ты перестанешь сердиться.
Сказав это, сэр Роберт повернулся и направился на двор, где уже стояла его лошадь.
Леди Дадли сделала вид, что не замечает Джона Ди, когда тот прошел мимо и учтиво поклонился. Когда они оба ушли, она как будто спохватилась, что сейчас они уедут, а она не успела выплеснуть весь скопившийся внутри гнев. Леди Дадли подбежала к тяжелым двойным дверям, распахнула их, и в переднюю ворвался холодный свет зимнего солнца. Оно било прямо мне в глаза. Я прикрыла их, и теперь Эми виделась мне тенью, застывшей на каменных ступенях крыльца. На мгновение мне показалось, что она стоит не на широком крыльце, а балансирует на тонкой кромке между жизнью и смертью. Я бросилась вперед и коснулась ее, чтобы удержать. От моего прикосновения Эми резко обернулась и наверняка свалилась бы с крыльца, если бы ее не схватил за руку подоспевший Джон Ди.
— Не смей прикасаться ко мне, шлюха! — завопила Эми. — Кто тебе позволил дотрагиваться до меня?
— Мне показалось, что я увидела…
Джон Ди выпустил ее руку и внимательно посмотрел на меня.
— Что ты увидела, Ханна?
Я покачала головой. Джон Ди отвел меня в сторону, но я все равно не решалась говорить.
— Это было секундное видение, — сказала я. — Она стояла на самом краю чего-то и могла упасть. А потом она чуть не упала. Возможно, на меня подействовало яркое солнце.
Он понимающе кивнул.
— Когда приедешь ко двору, мы попробуем снова, — сказал Джон Ди. — Похоже, твой дар сохранился, и ангелы по-прежнему говорят с тобой. Просто наши чувства слишком грубы, и мы не слышим их слов.
— Нечего задерживать сэра Роберта, — грубо заявила ему леди Дадли.
Джон Ди взглянул туда, где сидел, покачиваясь в седле, сэр Роберт.
— Он меня простит.
Джон Ди наклонился, намереваясь поцеловать леди Дадли руку, но она вырвала руку и отошла в сторону.
— Благодарю вас, леди Дадли, за гостеприимство, — невозмутимо произнес капеллан епископа Боннера.
— Друзья моего господина — всегда желанные гости, — еле двигая губами, ответила Эми. — С кем бы он ни водил компанию, — добавила она.
Джон Ди неторопливо сошел с крыльца, уселся на лошадь, учтиво приподнял шляпу, улыбнулся мне, и они с сэром Робертом тронулись в путь.
Эми глядела им вслед. Я чувствовала, как ее гнев и презрение вытекают наружу, словно кровь из раны, пока внутри не осталось ничего, кроме тупой боли. Эми следила глазами за всадниками, пока они не скрылись за деревьями парка. Затем ее колени подкосились, и верная миссис Оддингселл повела ее наверх.
— И что теперь? — спросила я, когда миссис Оддингселл вышла в коридор, плотно закрыв за собой дверь.
— Несколько дней она будет плакать, засыпать в слезах, просыпаться, снова плакать. Потом она выйдет из своей комнаты: полуживая, холодная и опустошенная. В ней уже не останется ни слез, ни любви. А еще через некоторое время она уподобится гончей на коротком поводке, и так будет продолжаться до его приезда. Там опять найдется какой-нибудь пустяшный повод, и весь накопившийся гнев вырвется наружу.