— Эриенн, — принял он тон наставника, — не будешь ли ты так добра и не нальешь ли нам немного чаю? Я уверен, лорд Тэлбот умирает от жажды. — Он громко икнул, как бы без слов подчеркивая свое утверждение. Фэррелл попробовал было чуть-чуть кашлянуть, чтобы прочистить горло, но эта попытка вызвала у него раздирающий приступ сухого кашля. — Холодным утром мужчине просто необходимо теплое питье, чтобы прочистить глотку.
На этот раз сестра была рада появлению брата.
— Фэррелл, — промолвила Эриенн, подчиняясь его просьбе с милой улыбкой, — уже давно за полдень.
Раздражение лорда Тэлбота появлением Фэррелла было выше всякой меры, но он едва ли мог приказать молодому человеку оставить комнату, чтобы тот не мешал любоваться его сестрой. Было очевидно, что братец намерен остаться и поразить гостя изысканностью своих манер. Зная пределы терпения своего буйного нрава, лорд Тэлбот решил, что в данный момент будет мудрым тактично удалиться. В конце концов, ему надо хорошенько подумать, что предпринять в отношении дочери мэра, прежде чем он перейдет к каким-либо активным действиям.
— Я не останусь на чай, — объявил он смущенно и кратко. — Моя дочь несомненно уже недоумевает, почему я задерживаюсь. Поскольку завтра утром я должен уехать в Лондон, то увижусь с вашим отцом по возвращении. Я уверен, что дело терпит.
Что бы кто ни говорил, но мяса будет предостаточно на все предстоящие зимние месяцы, потому что стада и стайки овец, свиней, гусей и другой живности начали стекаться в городки и деревеньки для продажи на базарах и ярмарках. Перегонщики гнали животных по дорогам, поднимая тучи пыли. Хотя и в меньших масштабах, но в Мобри все было так же, как и в Йорке или Лондоне, поскольку только глупец не понимает необходимости запастись пищей на предстоящие холода.
Эриенн решила пополнить семейную кладовую покупкой небольшого поросенка, самого лучшего, какого она могла себе позволить на те скудные деньги, что у нее оставались. Она не могла заставить себя убить поросенка и наскребла еще несколько шиллингов, чтобы нанять бродячего забойщика свиней. Вечером, накануне дня, когда тот должен был прийти, Эйвери раздраженно заявил, что приготовление пищи — это женское дело. Опасаясь, что жребий трудиться все же выпадет ему, он взял Фэррелла, и они отправились в Уэркингтон, чтобы посвятить день, как сказал Эйвери, «встречам».
Деловитый мясник приехал на рассвете, и Эриенн скрывалась в доме, пока он не закончил работу. Она приготовила разогретую крупу для кровяной колбасы, но поскольку это блюдо не входило в число обожаемых ею, изготовление колбасы оказалось трудоемким делом, требующим крепкого желудка. Разрезание кишок для колбасной оболочки показалось Эриенн не менее утомительным занятием. Большие и длинные куски мяса она укладывала в бочку и пересыпала солью. Потом Эриенн продолжила срезать жир с других кусков. Когда мясо было обрезано и уложено, его надо было придавить сверху камнем так, чтобы бочка до краев заполнилась рассолом, и оставить просаливаться.
За домом, под предназначенным для таких целей навесом, она разожгла огонь, подвесила чайник и начала вытапливать жир на лярд. Необходимо было снимать плавающие сверху среди кусков сала крохотные кусочки мяса, так как образовавшаяся от них пена портила лярд. Но остуженные на тряпице шкварки становились вкусным и хрустящим лакомством.
Соседская собака смотрела на Эриенн с тоской, а когда девушка отвернулась, проползла под забором и смело приблизилась. Плюхнувшись рядом, пес высоко поднял свой мокрый нос, чтобы попробовать плывущий по воздуху аромат, потом опустил массивную голову и безнадежно положил ее на лапы. Брови его дергались, а глаза ловили каждое движение Эриенн. Когда представилась возможность, он прокрался вперед, схватил кусок своими огромными челюстями и как пуля сорвался с места, а девушка бежала за ним с метелкой и грозилась прислать за ним мясника. Вне всяких сомнений, пес не был напуган этим предупреждением, потому что скоро он неуклюже вернулся назад и устроился там, откуда можно было наблюдать за Эриенн и ловить носом сводившие с ума запахи.
Воздух был бодрящим, но Эриенн работала и потому не чувствовала его прохлады. Напротив, она закатала рукава своего выцветшего платья, под которым была только легкая рубашка. Эриенн была рада холодному ветерку, который время от времени трепал вьющиеся локоны, выбившиеся у нее из-под платка. Она прилагала бешеные усилия, чтобы покончить с работой до темноты, и не хотела отвлекаться или переключаться на что-то другое. Поглощенная работой и наблюдением за шипящим жиром и подползающей собакой, она не заметила, что у угла дома в тени остановился человек и наблюдает за ней.
Глаза Кристофера Ситона рассматривали ее стройную фигурку с ласковым восхищением. Легкий ветерок заколыхал ее темные кудри, она прервала работу, чтобы заправить выбившиеся пряди под платок. Потом Эриенн опять занялась делом, повернулась, вытянула руки вперед. На какое-то время корсаж ее платья плотно натянулся на гибкой спине, убеждая Кристофера в том, что талия ее действительно тонка и не нуждается в затягивании в корсет. В своих дальних странствиях он повидал достаточно женщин и был очень придирчив, избирая их. И правда, нельзя было сказать, что ему не хватало опыта, но все же он, как ни пытался, не мог припомнить такого же, как этот, тщательно рассматриваемого им сейчас, восхитительного экземпляра ни здесь, ни за океаном или даже двумя океанами.
За прошедшие три года он ходил на четырех своих судах к восточным берегам, опробывая новые порты и выискивая товары. Он стал почти настоящим моряком и не раз во время плавания не видел ничего, кроме корабля. С момента прибытия в Англию другие вещи занимали его голову. Он как-то и не думал заводить какие-либо связи раньше, чем ему встретится женщина, заслуживающая внимания. Поэтому он не мог не быть взволнован тем видом, что открывался перед ним. В Эриенн Флеминг была какая-то милая наивность. Это его ужасно интриговало. Он думал о том, как здорово будет учить ее премудростям и искусству любви.
Эриенн потянулась, чтобы подбросить в огонь полено, и заметила собаку, кравшуюся к салу, сложенному рядом, на столе. Прикрикнув на нее, она выпрямилась с палкой в руке и, когда пес отскочил к дыре в заборе, запустила этой палкой в него. При этом она наконец заметила высокого, изящно одетого наблюдателя, и от потрясения у нее перехватило дыхание. Эриенн смотрела на него, словно ошеломленная, обеспокоенная тем, что он застал ее за таким неблаговидным занятием и в неряшливом одеянии, тогда как сам он был таким франтом в ярко-синем сюртуке, серых панталонах и жилете. Словно через какую-то пелену до нее дошло, что ей следовало бы рассердиться на такое вторжение. Однако раньше, чем это побуждение приняло какую-то конкретную форму, незнакомец переступил через низкую изгородь и бросился к ней широкими и быстрыми шагами. Глаза девушки широко раскрылись от страха, а в груди начал медленно зарождаться крик. Хотя Эриенн понимала, что сейчас подвергнется грубому насилию, ее ноги словно занемели и приросли к тому месту, где она стояла.
