– Что вы намерены с ним сделать? – Она по-прежнему держала чепец в руках.
– Что я намерен с ним сделать? – в раздражении переспросил Джоселин. – Намерен отправить вас за парой самых острых ножниц. А потом заставлю смотреть, как я буду разрезать ваш чепец на лоскуты. Нет, не так. Именно вам придется порезать это ужасное изделие.
– Это моя вещь, – заявила Джейн. – Я заплатила за нее. Вы не имеете права распоряжаться моими вещами.
– Какие глупости… – пробормотал герцог.
И вдруг Джейн почувствовала, что все поплыло у нее перед глазами. Она тихонько всхлипнула.
– О Господи! – в испуге воскликнул Джоселин. – Неужели эта гадкая вещица так много для вас значит?
– Она моя! – со слезами в голосе воскликнула Джейн. – Я купила этот чепец и еще один такой же всего лишь два дня назад. Я отдала за них свои последние деньги и не позволю вам резать их ради забавы. Вы совершенно бессердечный человек!
Расплакавшись словно ребенок, Джейн стала утирать слезы чепцом.
Какое-то время Джоселин молча смотрел на девушку.
– Дело вовсе не в чепце, не так ли? – спросил он наконец. – Вы плачете потому, что я заставил вас остаться в комнате вместе с компанией мужчин? Я оскорбил ваши чувства, Джейн. Смею предположить, что в приюте мальчики и девочки жили отдельно.
– Да, вы правы, – прошептала девушка.
– Я очень устал, – неожиданно сказал герцог. – Попытаюсь уснуть. А вам ни к чему слушать мой храп. Идите к себе в комнату и оставайтесь там до ужина. Вечером снова приходите ко мне.
– Да, ваша светлость.
Джейн прекрасно понимала, что герцог Трешем вовсе не устал и, уж конечно, спать не собирался. Просто он сжалился над ней и позволил ей побыть одной.
Она не оглянулась, а лишь на мгновение остановилась у порога, когда Трешем бросил ей вслед:
– Мисс Инглби, не советую меня провоцировать. Пока вы здесь, никаких чепчиков.
Джейн вышла и, осторожно прикрыв за собой дверь, бросилась в свою комнату, где наконец-то дала волю чувствам. По-прежнему сжимая в руке чепец, она упала на кровать.
Он умер.
Сидни Джардин умер, и никто на свете не поверит в то, что она его не убивала.
Джейн всхлипывала, зарывшись лицом в подушку.
Он умер.
Презренный негодяй, которого она ненавидела так, как только, можно ненавидеть. Раньше она и представить не могла, что способна на такое. Но она не желала ему смерти. Даже не хотела его покалечить. Если она и схватила тяжелый том, то сделала это не думая, повинуясь инстинкту самосохранения. И, так же, не раздумывая, ударила его книгой по голове. Но книга вырвалась из рук, и кованый угол задел его висок.
Однако Джардин не упал. Коснувшись царапины на виске, он посмотрел на свои окровавленные пальцы, рассмеялся и, назвав ее дрянной девчонкой, пошел прямо на нее. Но она отскочила в сторону. Джардин оступился, пытаясь поймать ее, и, наткнувшись на каминную полку, разбил себе лоб. И вот тогда он упал. Упал и затих.
Эту отвратительную сцену видели несколько человек, но ни один из них не сказал бы правды, если бы его призвали в свидетели. Зачем наживать себе неприятности? Ведь гораздо проще заявить, что ее, Джейн, застали на месте преступления, когда она пыталась украсть драгоценности. Золотой браслет – якобы доказательство их слов – и сейчас лежал на дне ее саквояжа. Среди свидетелей этого происшествия не было ее друзей, только приятели Сидни. Что же касается Чарлза Фортескью, то и его среди гостей не оказалось. Ему не отправили приглашения.
Но Сидни не умер при падении, как, возможно, подумали те, кто видел происходящее. Она, Джейн, первая подошла к нему, хотя ноги подкашивались от страха, а перед глазами плыл туман. Сердце его билось ровно, пульс не пропадал. Джейн позвала слуг и велела отнести Сидки в его комнату, где собственноручно промыла ему раны, не дожидаясь приезда доктора.
Сидни находился без сознания довольно долго и был очень бледен, хотя пульс прощупывался.
– За убийство грозит виселица, – с усмешкой проговорил кто-то у порога спальни.
– Затягивают петлю на шее, покуда не удавят, – раздался другой голос.
Джейн сбежала ночью, прихватив с собой только самое необходимое и немного денег, чтобы хватило на проезд до Лондона. Правда, взяла и браслет. Она решилась на бегство не потому, что боялась обвинения в убийстве. Она бежала потому… О, причин было великое множество.
Она чувствовала себя ужасно одинокой, Граф, отец ее двоюродного брата Сидни, и графиня уехали в гости. Впрочем, и они не испытывали к Джейн теплых чувств. В Кэндлфорде не было никого, к кому она могла бы обратиться за утешением и поддержкой. И Чарлза тоже не было. Он уехал в Сомерсет проведать сестру.
Джейн отправилась в Лондон, Сначала она и не думала скрываться, надеялась лишь на то, что в Лондоне найдет сочувствие и приют. Она ехала к леди Уэбб – та была близкой подругой матери и часто приезжала в Кэндлфорд погостить. К тому же она приходилась девушке крестной матерью, и Джейн называла ее тетя Харри. Но леди Уэбб в городе не оказалось, и никто не мог сказать, когда она вернется.
Вот уже несколько недель Джейн жила в постоянном страхе. Страхе быть осужденной за убийство, возможно, за воровство. Если власти действительно ее ищут, то им, должно быть, известно, что она сейчас находится в Лондоне, ведь она не предприняла никаких мер, чтобы запутать следы.
Но больше всего Джейн боялась неизвестности, ибо правда, какой бы ужасной она ни была, все же лучше неопределенности. Услышав новость, Джейн на мгновение даже почувствовала облегчение.
Сидни мертв. Самые худшие опасения подтвердились.
Теперь ей не удастся оправдаться. Уже сейчас говорят о том, что она убила человека, когда ее, воровку, застали на месте преступления.
Ее считают убийцей.
Нет, легче от этого не стало.
Джейн резко приподнялась и протерла глаза. Так бывает, когда хочешь побыстрее проснуться и забыть ночной кошмар. Но нет, на сей раз самый жуткий из кошмаров оказался явью. Пожалуй, она могла бы затеряться среди простых горожан. Да, у нее могло бы получиться, если бы… Дьявол надоумил ее вмешаться, когда два джентльмена пытались убить друг друга в Гайд-парке.
В результате она оказалась в фешенебельном районе Мэй-фэйр, в великолепном особняке на Гросвенор-сквер. И теперь герцог Трешем, хозяин особняка, развлекается тем, что выставляет ее словно некую диковину напоказ своим друзьям. Разумеется, ни с кем из них она не была знакома, так как дома, в Корнуолле, вела тихую, уединенную жизнь. Вполне возможно, что за три недели, которые она проведет в Дадли-Хаусе, никто так и не узнает ее. Но могло случиться и по-другому…
