— Если он продаст меня опять, я этого не переживу. — Она опустила глаза на руки, покоившиеся у нее на коленях. — Бель-Шен для меня как родной дом. Я даже не могу подумать о том, что мне придется отсюда уйти. Просто не могу. — Из ее глаз хлынули слезы.
— Ну-ну… Масса Алекс не продаст тебя какому-нибудь жестокому негодяю.
Ники зарыдала еще громче. Миссис Линдер прижала ее голову к своей пышной груди.
— Ничего, ничего, дорогая! Не сокрушайся так уж сильно. , — Она потрепала волосы Ники. — Если тебе некуда податься, мы никому не откроем твоего секрета. После того как хозяин женится на Клариссе, она, возможно, разрешит тебе остаться. Она женщина практичная и, когда узнает, сколько денег он выложил за тебя, захочет получить обратно каждый потраченный цент.
Мысль была не очень утешительная, но по крайней мере позволяла на что-то надеяться…
— Значит, вы меня не станете выдавать?
— Конечно, нет. Не хочу доставлять такое удовольствие мисс Клариссе. Между нами будь сказано, я думаю, что хозяин совершает большую ошибку. Он человек хороший. И заслуживает хорошей любящей жены, а не такой, которая выходит за него, чтобы увеличить свои богатства и повысить положение в обществе.
— Алекс не верит в любовь.
— Значит, он тебе нравится?
— Я стараюсь о нем не думать.
— И правильно делаешь. Упаси тебя Бог влюбиться в него.
Ники сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и принудила себя улыбнуться.
— Конечно, вы правы.
Миссис Линдер поднялась, за ней встала и Николь.
— Я никогда не забуду вашей доброты.
— Не уверена, что это к добру, — нахмурившись, сказала миссис Линдер.
Ники не совсем поняла, что она хочет сказать.
На следующий день в Бель-Шен возвратился Патрик. Его возвращение отвлекло Ники от мыслей о предстоящей женитьбе Алекса. Ей просто необходимо было небольшое приключение, чтобы почувствовать себя свободной. Сколько времени она не делала ничего такого, что было бы ей по душе.
Горя от предвкушения, она встретилась с Патриком перед полуночью.
— Я поеду на Наполеоне, — без всякого вступления заявила она.
— Ты в своем уме? На нем не ездит никто, кроме самого герцога.
— Ты сказал, что никто ничего не заметит. Если я поеду, то только на Наполеоне.
Патрик с нерешительным видом почесал голову. Затем вдруг усмехнулся.
— У тебя дух настоящей ирландки, — сказал он, нарочито усиливая свой акцент. — Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Они оседлали лошадей. Ники настояла, чтобы Патрик дал ей дамское седло, хотя тот хотел, чтобы она непременно ехала на мужском.
— Смотри, как бы из-за этой дурацкой шутки ты не сломала себе голову, — предостерег он.
— Мне так удобнее, — возразила она, умолчав, что ездила в дамском седле много лет.
Они отвели лошадей к деревьям за конюшней. Патрик, подставив свое колено, помог ей сесть, затем вспрыгнул в седло и сам. Наполеон явно нервничал, закусывая удила, приплясывал и фыркал, и Ники подумала, что он никогда не ходил под дамским седлом. Она стала успокаивать его ласковыми словами, и скоро он перестал нервничать, — Я вижу, ты знаешь, как с ним обходиться. — Патрик С одобрительной улыбкой пришпорил высокого вороного жеребца, на котором он ездил, и они оба поскакали. Копыта лошадей громко стучали по утрамбованной земле.
Ники давно уже не была так счастлива. С неба светили бесчисленные звезды, огромный гнедой жеребец послушно выполнял все ее желания. Чувство свободы буквально окрыляло ее.
Проездив несколько часов по плантации, они остановились возле речки, чтобы лошади могли утолить жажду. Сами же они, сидя на берегу, болтали в воде босыми ногами.
— А ты хорошенькая, — сказал Патрик. — Когда подрастешь, станешь красивой женщиной.
— Спасибо, Патрик.
— Ты так хорошо, по-образованному говоришь. Бьюсь об заклад, из тебя получится хорошая жена. — Он бросил на нее одобрительный взгляд и хотел что-то сказать, но Наполеон вдруг заржал, напомнив, что время уже позднее, и они решили: пора возвращаться домой.
Ники была благодарна Патрику. Он, оказалось, был на .два года моложе ее, хотя и считал себя старше. Парень он славный, совсем неплохо иметь такого друга. Она надеялась, что он простит ее, когда узнает, что она обманывала его.
И тут она вдруг подумала, простит ли ее Алекс, когда обман раскроется.
После того как они сели на лошадей, Патрик сказал:
— Мы поскачем наперегонки до вершины холма.
Сначала лошади шли голова в голову, по, понукаемый Ники, Наполеон перескочил через поваленную изгородь и начал уходить вперед. Когда они пересекали брод, он был уже на два туловища впереди. Уши у него были опущены, шея вытянута.
Чувствовалось, что большой гнедой жеребец наслаждается скачкой, как и она.
Радуясь одержанной победе, Ники придержала жеребца на холме, с вершины которого открывался вид на дом и конюшню внизу.
— Это было замечательно, — сказала она. Натянув поводья, они остановили лошадей под дубом, давая им возможность хорошенько отдышаться.
— Ну ты и молодчина! — сказал Патрик, поглядывая на Ники едва ли не с благоговейным трепетом.
— Какая уж там молодчина! — сказал Алекс, выходя из-за дерева. — Просто дурочка, которая во что бы то ни стало решила свернуть себе шею.
Патрик охнул.
— Она… она очень хорошо ездит, ваша светлость. Ведь она ваша ученица. Очень способная…
— Отведи лошадей в конюшню, — велел Алекс. — Салливан хочет потолковать с тобой. — По его тону было ясно, что главный конюх вряд ли ограничится просто словами.
— Да, ваша светлость.
— И не называй меня так.
— Слушаюсь, ваша светлость… извините, сэр.
Дожидаясь, пока Патрик уведет лошадей, Алекс сурово и молча смотрел на Ники. Ее сердце заколотилось так часто, что она с трудом могла дышать.
— Что до тебя, та peilte… — Он схватил ее за плечи и приподнял. — О чем ты только думала, когда отправилась кататься? Наполеон — очень ценное животное. К тому же и опасное. Просто удивительно, что ты не свалилась. — Он сильно встряхнул ее. — Мне следовало бы уложить тебя на колено и задать хорошую взбучку. А почему бы и не… — г ;0н сжал ее и кинул взгляд на лежавшее поблизости бревно, как бы намереваясь выполнить свою угрозу.
У Ники широко открылись глаза. Устремленный на нее взгляд можно было охарактеризовать единственным словом — уничтожающий. Она чувствовала могучую силу его рук, гнев, который заставлял его сильно стиснуть зубы. И вдруг она как бы перенеслась в дом Лорана — снова уворачивалась от тяжелых ударов хозяина и старалась превозмочь боль, прилагая отчаянные усилия, чтобы не показать страха. Она всхлипнула и вдруг обмякла в руках Алекса.
