— Вы, должно быть, таким образом с Редмондом не разговариваете?
— У меня нет причин сердиться на него. Он неколебимо обожает меня с самого первого момента, как мы познакомились.
— Как и я.
Она насмешливо улыбнулась:
— Ой, не надо, Коннолл! Вы что-то навоображали обо мне.
— Я восхищаюсь вами, — возразил он.
— Почему? — вырвалось у нее, прежде чем она успела сдержать себя.
Он в упор посмотрел на нее, взгляд его темно-голубых глаз сделался серьезным и сосредоточенным.
— Потому что, какую бы паутину вы ни плели для Редмонда, со мной вы честны и откровенны до предела. Вы, как я начинаю понимать, удивительно умны, и другие отчаянно хотели бы обладать вашим умом. — Он чокнулся своим стаканом с ее. — И это восхищает меня, Джилли.
Эванджелина сделала глоток мадеры. В общем-то не слишком традиционный комплимент, но в то же время она никогда не чувствовала себя до такой степени польщенной. Очевидно, здесь крылась одна из ловушек, о которых предупреждала ее мать. Любой мужчина может быть приятным и уступчивым в течение короткого времени. Она не хотела, чтобы к ее мнению прислушивались, а ее просьбы удовлетворялись в течение лишь короткого времени. Она добивалась, чтобы так было всю жизнь.
— Скажите мне, Коннолл, если мы посетим бал у Хаулетта в следующую пятницу, и я надену темно-синее платье, наденете ли вы голубой костюм, чтобы он гармонировал с моим нарядом?
— Нет.
Она нахмурилась:
— Почему? — Он мог бы, по крайней мере, поразмыслить с минуту, прежде чем отказать ей.
— Во-первых, у меня нет ничего голубого, а во-вторых, я не кукла, которую вы одеваете сообразно вашей фантазии. Вот если бы вы сказали, что не наденете ничего, тогда бы я оделся таким же образом. Это единственное исключение.
— Лорд Редмонд надел бы для меня голубой костюм.
— Как и ручная обезьянка.
Эванджелине показалось, что кто-то фыркнул. Она посмотрела в ту сторону, где под деревом сидела Доретта, но та, судя по всему, была погружена в свое рукоделие; и на коленях у нее находился котенок. Грум был, слава Богу, слишком далеко, чтобы слышать их разговор.
— Оскорблять меня — довольно странный способ показать ваше восхищение, — сдержанно сказала Эванджелина, роясь в корзине, в то время как Коннолл не демонстрировал никаких иных желаний, кроме как желания цедить мадеру, при этом, не спуская с Эванджелины глаз.
— Я оскорбляю вашего претендента, а не вас, — спокойно уточнил Коннолл. — И еще обезьянок.
— К вашему сведению, лорд Редмонд — не единственный соискатель моей руки.
— Я знаю двоих, — проговорил Коннолл, беря в руки персик и извлекая острый нож из своего ботинка, чтобы очистить фрукт, — включая себя.
Щеки у Эванджелины заполыхали.
— Это не ваше дело, но лорд Дэпни уже дважды делал мне предложение.
— Дэпни, — повторил, слегка нахмурившись, Коннолл. — Дэпни… Вы имеете в виду виконта Дэпни?
— Да, именно его.
— Но ведь он даже старше Редмонда! Боже милостивый, Джилли, ваша свадьба может состояться уже на кладбище!
— О Господи, его внука! — воскликнула она. — Старый лорд Дэпни ушел в мир иной более года назад.
Коннолл подал ей ломтик персика.
— Ну, тут, по крайней мере, есть хоть какой-то здравый смысл. Надеюсь, что это не тот внук, который купил яхту в Дувре и тут же ее утопил, когда решил сам управлять ею на Темзе.
— Уильям никогда не говорил мне о подобном случае. Должно быть, это был один из его кузенов.
— Кто еще из джентльменов охотится за вами? Я хочу знать своих конкурентов.
— Их намерения серьезны, милорд. Так что вы пока не можете считаться их конкурентом.
— Я не могу делать предложение через три дня знакомства, Эванджелина, как бы это ни казалось соблазнительным. Дэпни делал вам предложение дважды, как вы сказали, и очевидно, что вы их отклонили. Я не воспринимаю его всерьез. Редмонд беспокоит меня гораздо больше, в основном потому, что я никак не могу понять, почему вы его терпите и, более того, поощряете.
Редмонд его беспокоил. Эванджелина задала себе вопрос, что бы она чувствовала, если бы старый граф стал ухаживать за другой женщиной или же им заинтересовался кто-то другой. Ответ был простой: она без малейших колебаний повернулась бы и отыскала другого мужчину, который удовлетворял бы ее требованиям. Она совершенно не собиралась вступать в конфликт с кем бы то ни было из-за Редмонда или Дэпни. Как бы это ни было горько.
— О чем вы думаете? — спросил Коннолл, опираясь спиной о ствол дуба.
— Вы довольно загадочная личность, — задумчиво ответила она.
— Вы ожидали, что я не проявлю интереса к вам? — Он подал ей еще один ломтик персика.
Персик был великолепный.
— Дело не в этом.
— Значит, вы ожидали, что я заинтересуюсь вами? Эванджелина пожала плечами:
— Я миловидна. — Когда он усмехнулся, она бросила в него желудь. — Вся моя забота о лице сводится к тому, чтобы оно было чистым, — пояснила она. — Так распорядился Господь Бог. Смею сказать, что вы дьявольски красивы, Коннолл. Отказываться признать это просто глупо.
— Интересная точка зрения. Очень хорошо, мы оба одинаково одарены Всевышним. В таком случае, что во мне такого загадочного?
Она некоторое время колебалась. Еще несколько дней назад Эванджелина не могла бы даже представить, что способна вести такой откровенный разговор с кем бы то ни было, тем более с джентльменом. Еще более удивительным было то, что ей доставлял удовольствие разговор с ним, даже если они пикировались. Она вряд ли когда-нибудь была свидетельницей того, как спорили ее родители — виконтесса делала заявление, и виконт с ним соглашался. Не имело значения, о чем шла речь, и кто мог быть прав.
— Я была груба с вами с того момента, когда вы свалились на меня. Так почему вы здесь? Оставим в стороне ваше восхищение моим характером, которого вы не знали до настоящего времени.
Маркиз засмеялся. Ей нравился его смех — веселый и открытый.
— Потому что когда я поцеловал вас, вы дали мне пощечину.
— Это…
— Но прежде чем вы залепили мне пощечину, вы ответили на мой поцелуй. Вы не потеряли сознания, не запаниковали, даже не вскрикнули, чтобы не скомпрометировать нас обоих. — Он мягко улыбнулся. — Вы ответили на мой поцелуй. И это было очень приятно. Я захотел проверить первое впечатление.
Эванджелина отпрянула. Что с ней происходит? Этот мужчина может спросить абсолютно обо всем, что она когда-то сказала или сделала, он никогда не сдастся и не позволит ей выиграть спор, и, тем не менее, в этот момент она готова была броситься в его объятия и позволить ему целовать себя.
