Проскользнув незамеченным мимо лорда Гандена и его последней любовницы, Коннолл направился к небольшому пруду в тыльной части сада. Услышав голос Эванджелины и произнесенный более глухим тоном ответ, он подобрался поближе. Прячась за кустами красных роз, он зацепил рукавом за острые шипы.
— Проклятие! — пробормотал Коннолл, отдергивая руку. Шипы, длинные и изогнутые наподобие зубов некоего хищного животного, вонзились глубоко в плоть.
— Знаете, я живу лишь для того, чтобы порадовать вас, — донесся восхищенный голос Дэпни из-за противоположной стороны зеленой изгороди.
Слегка отклонившись в сторону, Коннолл сумел разглядеть тонкий профиль Джилли и более массивную фигуру молодого олуха. Похоже, они собирались сесть рядом на каменной скамье.
— Я знаю, — долетел до Коннолла тихий голос Эванджелины. — И вы знаете, что я должна иметь кого-то в жизни, кто постоянно будет заботиться обо мне.
Что? Заботиться о ней? Она неоднократно демонстрировала, что вполне сумеет позаботиться о себе сама. Коннолл вернулся в прежнее положение, и хвост его сюртука задел за другой куст.
— Я умру за вас, мисс Манроу.
«Да, но истекаю кровью я», — подумал Коннолл. Ходжес, вероятно, будет рыдать по поводу ущерба, нанесенного его сюртуку. Однако тот вздор, который несут Джилли и Дэпни, беспокоил его гораздо больше.
Следующий звук, который он услышал, заставил его похолодеть. Губы чмокнули о губы. Коннолл, казалось, видел, как Дэпни прижимается к ней. Чертов браконьер! И эта мерзкая распутница… С трудом, сдержав стон, Коннолл подался назад, увлекая за собой целых полкуста роз.
— Что это? — раздался голос Дэпни. — Кто-то идет?
— Ах, дорогой, — сказала Джилли, — возвращайтесь в помещение. Я последую за вами через минуту. Да поторопитесь, милорд!
По тропе застучали тяжелые ботинки. Снова оцарапав тыльную сторону ладони, Коннолл с трудом отвел от себя упрямый куст роз.
— Ваш герой, кажется, оставил вас одну в темноте, — сказал Коннолл, огибая изгородь, чтобы увидеть Эванджелину.
Она держала ожерелье с бриллиантом в руке. Посмотрела на него и бросила в открытый ридикюль. Несколько мгновений после этого Эванджелина стояла в оцепенении.
— Вы, — услышал он, наконец.
— Да, я. Хотя после того, что я подслушал, не знаю, зачем я здесь появился.
Эванджелина бросилась к нему, схватила за плечи и пригнула его, чтобы прижаться ртом к его рту. Стремясь сохранить равновесие, Коннолл ухватился рукой за ветку ближайшего вяза и прижал ее спиной к стволу дерева, после чего поцелуй стал еще крепче.
Она стонала, словно пытаясь слиться с ним.
— Чего вы хотите? — сумел он спросить между поцелуями, которые следовали один за другим.
— Мне нравится, как вы целуетесь, — прошептала Эванджелина.
— Что еще?
Подняв лицо, она нахмурилась, тяжело дыша.
— Что вы имеете в виду? Я не рыскала по кустам.
— Нет, рыскали.
Ее щеки вспыхнули.
— Ах да, я забыла! Однако я по крайней мере шла по дорожке.
Коннолл посмотрел в ее красивые карие глаза.
— Я не ошибся в отношении вас, Джилли? — пробормотал он.
— Вы застали меня… в момент слабости.
— Сомневаюсь.
— О чем вы, черт возьми, говорите?
— Почему Дэпни, почему Редмонд? — перебил он ее. — И почему вы думаете, что я буду пребывать в счастливом ничегонеделании, пока вы целуетесь то с одним, то с другим?
Она растерянно отодвинулась от него.
— Я не обязана объяснять вам все.
— М-м-м… Я заметил, что лорд Дэпни был в зеленом. Это было по вашей просьбе, я полагаю, чтобы гармонировать с вашим платьем?
— Ну и что из того? Если вы не желаете выполнить даже простейшую мою просьбу, это не значит, что все другие мужчины должны быть такими же высокомерными и упрямыми, как вы.
Кое-что начинало проясняться. Преодолевая желание почесать царапины на руке, Коннолл продолжал сверлить ее глазами.
— Так вот оно что. Вы пытаетесь стать такой, как ваша мать.
— Не говорите вздор…
— Вы хотите не любовника и даже не мужа. Вы хотите получить слугу. Кого-то такого, кто одевается в тон с вашим нарядом, подносит вам нужные вещи и ведет себя ненавязчиво и необременительно.
— Уходите! — закричала Эванджелина. Он засмеялся, покачав головой:
— Если я ошибаюсь, то, пожалуйста, поправьте меня.
— Если вы не уйдете, уйду я. — Топнув ногой, она повернулась и направилась к дому.
Коннолл смотрел, как Эванджелина удалялась в сторону канделябров, льющих желтый свет, затем сел на каменную скамью, которую освободили она и Дэпни. Проклятие! Как могла женщина, столь настойчивая и умная, как Эванджелина Манроу хотеть — даже не хотеть, а активно искать — товарища, который не мог предложить ей ничего, кроме пустой оболочки? Доход, титул и… что еще? Руку, на которую опереться?
Что бы она ни искала, очевидно, он не попадал в эту категорию. А это означало, что он мог либо отступиться от нее и позволить заполучить ее Редмонду или Дэпни, либо сделать шаг вперед и доказать ей, что она не понимает, что делает.
Он потер рот рукой. Бежать с поля боя было не в его натуре. И он не был готов позволить Эванджелине Манроу уйти, чего бы она там, как она считает, ни хотела.
— Я не хочу его надевать, — сказала Эванджелина, сердито глядя на деревянную шкатулку на туалетном столике.
— Но сегодня на вечере будут все, — возразила мать. — У тебя никогда не появится лучшей возможности продемонстрировать его. И, кроме того, ты выглядишь так элегантно в платье цвета сапфира с голубым бриллиантовым ожерельем.
— Я уже решила надеть жемчуга. — Нервно потирая кончики пальцев, Эванджелина отодвинула шкатулку подальше.
Все могло быть простым совпадением, подумала она. Вероятно, так оно и было. Но когда на ней был «Соланум», она испытала два очень неприятных поцелуя и предложение, которое ее обрадовало гораздо меньше, чем следовало бы. В те моменты, когда она откладывала в сторону ожерелье, всякий раз появлялся Коннолл Аддисон. И независимо от того, была ли она сердита на него или нет, ей не нравилась идея о том, что бриллиант определяет, встретятся они или нет.
— Но вечер у Хаулетта — это нечто выдающееся. Эванджелина повернулась лицом к матери:
— Это тебе следовало бы надеть его.
— Что? Я не могу. Рейчел подарила его тебе.
— И я скажу, что оно будет выглядеть на тебе сегодня замечательно, если ты примешь его во временное пользование.
Виконтесса уставилась на шкатулку:
