— Женщины, вероятно, никогда от тебя не убегали, — заметила она язвительно.
Он пожал плечами.
— Но я не такая, как все, Паша, — заявила она. Его спокойствие выводило ее из себя. — Ты зря теряешь время.
— Позволь мне самому судить. — Он двинулся к ней. — Дай мне свой чемодан.
Трикси торопливо отступила, отведя чемодан в сторону.
Паша вскинул в примирительном жесте руки и заговорил ласково и терпеливо, как будто она была упрямым ребенком:
— По крайней мере выслушай меня.
— Мне не нужны объяснения по поводу твоих брошенных любовниц. — Сердитая и уязвленная, она не могла забыть отвратительной сцены с рыдающей женщиной, повисшей у него на груди.
— Эта женщина у мадам Орман любит одного их моих приятелей, а не меня, — пояснил он. — Ее зовут Мари Сансер. Ей сообщили, что ее возлюбленный попал в плен к туркам. Так что ее отчаяние вполне обосновано. Гюстав находится в греческой тюрьме. Какие подробности тебя еще интересуют?
— Мне не нужны ни подробности, ни объяснения. Мы с тобой едва знакомы. — Если эта Мари не была его любовницей, наверняка найдется дюжина других. Она не имела ни малейшего желания пополнить список брошенных Пашей женщин.
Он вскинул брови.
— Других мужчин ты знаешь лучше? — язвительно осведомился он.
— Не старайся меня подловить, Паша. Ты знаешь, что я имею в виду. Нет смысла продолжать этот разговор. Я намерена уехать из Парижа одна. Мне нужно как можно скорее вернуться к сыну.
— Выслушай меня сначала.
— Придется. Ведь ты загородил мне дорогу.
— Пойми, Трикси, мои отношения с Мари носят платонический характер.
Как мог он прочитать ее мысли?
— Я никогда бы не оставил женщину плачущей или несчастной.
Явная переоценка своих возможностей.
— Я направил Мари к своему адвокату, чтобы он занялся вопросом освобождения Гюстава. При наличии достаточной суммы заключенного можно выкупить из турецкого плена. Мои средства — в ее распоряжении. Скажи, что еще нужно, чтобы ты поверила в правдивость моих слов. Если хочешь, я могу рассказать тебе об отношениях Мари и Гюстава. Семья Гюстава тяготеет к судьям и прелатам, они не одобряют жизнь, которую ведут Мари и Гюстав. Мы все дружим уже много лет.
— Ты такой добрый и заботливый, — ввернула Трикси, — только непохоже, что с той женщиной у тебя чисто дружеские отношения.
Сам факт, что она обсуждала с Пашей подобные вещи, вызывал у нее сомнения в собственном здравомыслии. Не все ли ей равно, друг ему Мари или любовница?
— Обратись к моему адвокату, — предложил Паша. — Поговори с самой Мари.
Если бы не страстное желание вернуть Трикси — импульс, возобладавший над остальными, — Паша, в свою очередь, удивился бы своему стремлению успокоить женщину.
— Еще этот спектакль в салоне мадам Орман, — напомнила ему Трикси, кипя от возмущения при одной мысли, что их отношения с Пашей ни для кого не были секретом.
— Я просто попытался избавить тебя от чувства неловкости. И согласись, «что до появления Мари тебя все устраивало.
Вероятно, с ним следовало согласиться, но она еще не настолько успокоилась, чтобы признать его правоту.
— Ты надеешься, что это тебя реабилитирует?
— Ты так нервничала из-за этой чертовой портнихи, что я посчитал необходимым придумать что-то, чтобы ты расслабилась. — Паша пожал плечами. — Но прошу прощения. Мне не следовало этого делать. — Его губы дрогнули в улыбке. — Ругай меня всю дорогу до побережья, только перестань сердиться.
Покорность Паши Дюра должна была бы смягчить ее гнев. Однако она с вызовом спросила:
— Предлагаешь мне сделать вид, будто ничего не произошло?
— Да, пожалуйста. Я был не прав… и прошу меня простить, — добавил он мягко. Он не в силах был ее отпустить, хотя не мог найти этому разумное объяснение.
Несмотря на его оправдания и раскаяние, она должна была бы ответить ему отказом. Так поступила бы на ее месте любая разумная женщина.
Возникла пауза.
В переулок вбежали двое детей. Их звонкий смех вспугнул тишину.
Воспользовавшись случаем, Паша подошел к Трикси и протянул руку за чемоданом.
— Никто из нас не понимает, зачем мы это делаем. Я не был в Англии уже много лет.
— А я никогда не вступала в разговор с человеком, с которым не была знакома, — призналась она, давая понять, насколько необъяснимы ее поступки.
— Значит, мне повезло.
Приободренный ее признанием, Паша забрал у нее чемодан, привлек к себе и отступил к стене, освобождая детишкам проход.
Ощутив тепло его сильного тела, Трикси подняла на него взгляд и улыбнулась:
— Наверное, мне тоже повезло.
— Значит, друзья? — прозвучал над самым ухом его бархатистый голос.
— Чуточку больше, я бы сказала.
— Значительно больше, моя дорогая, очаровательная Трикси. — Он наклонился, чтобы запечатлеть на ее щеке легкий поцелуй. — Позволь мне показать тебе Ла-Манш с палубы «Сокола».
Она тихонько вздохнула.
— Мне трудно ответить тебе отказом.
— Вот что я предлагаю. Ты скажешь, что тебе нужно, и я все доставлю.
— Неудивительно, что женщины виснут на тебе.
— Только не по этой причине, — усмехнулся он. — Но я постараюсь вести себя наилучшим образом, чтобы ты больше не убегала.
Трикси снова засомневалась в том, стоит ли везти его к себе домой.
— Напрасно я так поступила.
— Считай это отдыхом, — предложил он.
— От моей скучной и однообразной жизни.
— От наших жизней, — уточнил Паша.
Их внезапно завязавшиеся отношения казались ему не менее загадочными, чем ей. Быстро пресыщаясь женщинами, он часто их менял. Однако продолжительное путешествие в Кент наполняло его радостным ожиданием.
«Крису понравятся игрушки», — размышляла Трикси. Интересы сына были для нее превыше всего. И положа руку на сердце, если отбросить в сторону моральные и этические соображения, ей совсем не хотелось отказываться от очаровательного общества Паши.. После многих лет несчастливого существования ей предложили ни с чем не сравнимое удовольствие, и соблазн принять его был чересчур велик.
— Скажи «да», — прошептал он.
Все еще одолеваемая тысячами сомнений, она молчала.
— «Сокол» быстроходен, — уговаривал он. — Я доставлю тебя домой за три дня. — В его взгляде запрыгали озорные искорки. — И компания лучше, чем на пакетботах[2].
Трикси рассмеялась:
— Убедительный аргумент, месье Дюра. Ваша точка зрения не лишена достоинств.
— Благодарю вас. — Намек на согласие, прозвучавший в ее словах, его обрадовал. — Позвольте мне сопровождать вас домой, леди Гросвенор? — взмолился он, придав голосу максимум почтительности и вежливости.
