– Но если вы с помощью сильного войска захватите замки, – не унималась Жервез, пропустив замечание Уолтера мимо ушей, – они станут вашими. Разве я не права?
– Это так, – снова механически согласился Уолтер.
До него лишь теперь дошло, что Жервез и Мари знали о войне; просто война не интересовала их, и они игнорировали всякое упоминание о ней! Такое отношение поразило Уолтера, поскольку, в случае поражения Ричарда, их положение бесспорно усугубится. А затем он понял, что Жервез, возможно, так не считала. Что бы ни случилось с Ричардом – это не отразится на ее собственности во Франции. Вероятно, она полагала, что сможет легко вернуться туда. Возможно, она даже желала этого.
Эта мысль повлекла за собой другую. Вне всяких сомнений, Ричарду не нравилось общество Жервез. Тогда зачем он привез ее в Англию? Затем, что не мог положиться на супругу, оставив ее во Франции? Уолтер напомнил себе, что это не его дело. Ему лишь нужно было укрощать Жервез, чтобы она ненароком не оскорбила Ллевелина. Эту обязанность возложил на него Ричард, и он должен был выполнять ее, невзирая на свое отношение к этой глупой женщине.
– Что же, – улыбнувшись, продолжил Уолтер, – земли отойдут ко мне, если предводитель войска не захочет оставить за собой то, что он отвоюет для меня.
– Ричард бы так не поступил, – капризно сказала Жервез. – Вы можете доверять ему, уверяю вас. Не по этой ли причине вы не обратились к нему за помощью? Не потому ли, что не доверяете ему?
Уолтер широко раскрыл глаза. Он не верил своим ушам. Дважды он упомянул о том, что идет война и что его дела пока не так уж важны. Неужели эта глупая гусыня решила, что он мог подумать о том, чтобы просить у Ричарда армию – или какую-то ее часть – в ущерб личным интересам графа? Такая мысль была нелепа, даже если опустить катастрофические последствия для страны, которые возникли бы с появлением на территории Англии мятежного войска.
Словно решив, будто Уолтер сомневается в своем доверии по отношению к Ричарду, Мари опустила свою руку на его, но у мужчины возникло впечатление, что она просто хотела прикоснуться к нему.
– На самом деле Ричард – самый честный человек, – убедительно сказала она. – Мы отнюдь здесь не пленницы. Жервез сказала так просто потому, что нам скучно. Я уверена, что нас бы не стали ограничивать, если бы нам было куда поехать.
– Вы не понимаете меня, – сказал Уолтер, наконец, обретя дар речи. – Я полностью доверяю графу Пемброкскому. Я знал его еще в детстве и был членом семьи его брата. Я очень люблю и почитаю Ричарда. Поскольку я верю в дело Пемброка, то по своей доброй воле присоединился к нему в его противостоянии королю. А на подобный шаг не легко решиться.
– В таком случае, за чем же дело? – улыбнулась ему Жервез. – Ричард весьма щедр на благосклонность по отношению к друзьям детства и подопечным своего брата. Вам лишь нужно попросить его.
Невероятных усилий стоило Уолтеру удержаться и не взреветь: «Вы, глупая идиотка, идет война!» По сути дела, последнюю часть фразы он все же произнес вслух сдавленным от неукротимого желания закричать голосом.
Жервез подняла брови.
– Ах да, война... Это совсем вылетело у меня из головы. Как странно, всякий раз, когда Ричард отлынивает от каких-нибудь дел, причиной этому становится война. Конечно, война важнее всего остального, – не без досады съязвила она.
– Эта война, по крайней мере, стоит выше моих незначительных неурядиц, – успокаивающе заметил Уолтер. – Мои проблемы могут быть улажены в следующем году так же легко, как и теперь.
– Вы хотите сказать, что скоро война закончится, и тогда вы обратитесь за помощью к Ричарду? – спросила Мари.
– Насчет войны не знаю, – ответил Уолтер. – Надеюсь, что король внемлет-таки голосу разума. Что же касается беспокойства графа Пемброкского относительно моей собственности, то, думаю, что с воцарением мира на нашей земле эта проблема просто испарится.
На самом же деле Уолтер надеялся на то, что обручится с Сибель, и поддержка Роузлинда устранит всякую необходимость в чьей-либо помощи. Однако он не был столь самодовольным хлыщом, чтобы определенно утверждать о благосклонном отношении к нему со стороны лорда Джеффри, пока тот действительно не признал его. Неопределенный ответ был вполне искренним, и он надеялся, что Жервез и Мари перестанут понуждать его просить помощи Ричарда, или, что еще хуже, понуждать Ричарда оказать ему подмогу.
Взгляд Мари просветлел. За Ричардом имелся должок: его пристрастие к собственным делам привело ее к полному разорению. Поначалу она боялась, что он склонен позабыть о своем долге или полностью аннулировать его, заточив ее в этом замке. Однако теперь не оставалось сомнений, что он имеет иные намерения, а они вполне удовлетворяли Мари.
Конечно, она бы предпочла, чтобы Уолтер сам носил представительный титул, но, будучи вдовой, женщина не претендовала на многое, да и дядюшка графа Глостерского едва ли мог вызвать унизительное к себе отношение. За титулом дело не станет, если Ричард выиграет войну, о которой не переставал твердить сэр Уолтер. Куда более важным являлось то, что сэр Уолтер, был богат и не состоял в браке ни теперь, ни прежде. А это означало, что у него не было прямых наследников его владений. Учитывая все эти факты, Мари немедленно пришла к заключению, что Ричард послал этого мужчину, чтобы подготовить его к союзу, который покончит с ее вдовьим уделом.
Уолтер, сам того не ведая, потворствовал укреплению этой мысли, будучи более внимательным к Мари, чем к Жервез, когда подавал ей блюда и наливал вино. Резкое замечание Жервез дало ему понять, что он награждает ее более привлекательную, по его мнению, сестру чересчур откровенными знаками внимания. После этого он постарался не благоволить ни к той, ни к другой, но было слишком поздно. Он уже внушил Мари мысль, что всецело принадлежал ей.
Заверив дам, что надеется с окончанием войны завладеть своими землями, Уолтер смог наконец-то увести беседу подальше от его личных проблем. Мари спросила, почему он решил, что король Генрих внемлет голосу разума теперь, если он не делал этого последние два года, лишний раз убедив Уолтера: она отлично знала о войне, но предпочитала помалкивать о ней.
– Потому что к Ричарду примыкают все новые и новые люди, – ответил Уолтер, – и, честно говоря, Ллевелин активно вступил в эту драку.
– Вы намекаете, что валлийский дикарь способен выиграть войну, которую не смогла выиграть добрая половина английской знати? – неприязненно спросила Жервез.
– Принц Ллевелин не дикарь, – ответил Уолтер, слегка снисходительно улыбнувшись, будто ему было известно нечто такое, чего не знала она. – Конечно, время от времени он склонен поступать, как варвар, чтобы заманить врага в ловушку или дурачить при публике самонадеянных глупцов, считающих его маленьким, ничтожным человеком. Насмехаясь над глупыми невеждами, которые, не познакомившись с ним как следует, смотрят на него свысока, как на грубого, нецивилизованного дикаря, Ллевелин просто забавляется. Его придворные только и ждут случая, чтобы посмеяться над теми, кто полон презрения.
