Селин рассматривала профиль Кордеро. Почувствовав ее взгляд, он повернулся, и лицо его неожиданно озарилось улыбкой. Пораженная ее сиянием, она не сразу поняла, что за ней крылось, а Корд уже снова обратился к деду:
– А как насчет ее приданого? Я ведь женился на ней. И сейчас же хочу его забрать.
Генри откинулся на спинку стула:
– Это внушительная сумма.
Он открыл замок одного из ящиков своего стола, снял двойное дно, извлек на свет божий тяжелый мешочек, набитый монетами, и передал его Кордеро.
– Как ты думаешь, на сколько тебе этого хватит, чтобы полностью пропить и проиграть? – спросил Генри.
– Я получаю небольшую ренту с имущества, принадлежавшего моей матери, плюс то, что дает плантация. – Кордеро покачал мешочек с деньгами.
– Тебе от этого будет не много толку. Уже несколько лет урожаи на плантации ничтожны. Ты ничем не отличаешься от отца и так же, как он, никогда не сможешь ни на грош увеличить свое состояние. Ты обречен на разорение.
– Вы не перестаете повторять это последние четырнадцать лет, – огрызнулся Кордеро.
– А почему это ты в одну ночь превратился вдруг в примерного плантатора? Ты ведь никогда не проявлял к этому делу никакого интереса, никогда не просмотрел ни одной колонки цифр в счетах. Ты оказался настолько глуп, что объявил во всеуслышание, что тебе отвратительно рабовладение! Похоже, ты освободишь рабов, но это приведет только к тому, что однажды ночью они перережут тебе горло.
– Вас совершенно не касается, как я распоряжусь моей собственностью или людьми, которые надрываются на моей плантации, не так ли?
– К счастью.
Ненависть деда и внука друг к другу была настолько ощутима, что Селин казалось, она видит ее, витающую между этими двумя мужчинами, молодым и старым, статью напоминающими стройные болотные кипарисы. Совершенно расстроенная резкой словесной перепалкой, она безвольно опустила руки вдоль пышной юбки чужого наряда – изумрудного цвета дорожного костюма. Эдвард и Фостер уверяли, что она в нем неотразима. Когда застегнули пуговицы жакета, оказалось, что одежда ей почти впору.
Ее легкое движение привлекло внимание Генри. Селин с трудом скрыла свое смущение.
– Итак, вы намерены отправиться вместе с Кордеро? – спросил Генри.
– Да. – Ей хотелось уехать как можно скорее, поэтому она ограничилась столь кратким ответом. – Намерена.
Взгляд старика открыто выражал недоверие.
– Вчера вечером вы всеми способами стремились отказаться от свадьбы и вдруг изменили свое решение. Почему так внезапно?
– Я совсем недавно ее об этом спрашивал, – сказал Кордеро. – Думаю, ей просто захотелось переспать со мной.
– Ничего подобного, – возразила Селин.
– Посмотрим. – Кордеро поигрывал тяжелым мешочком с золотом, подкидывая его на ладони. Потом обратился к Генри: – Нам пора отправляться. Что-нибудь еще?
Генри взял со стола какую-то бумагу и передал ее молодым:
– Поскольку вчера вечером вы были неспособны это сделать, подпишите брачное свидетельство сейчас. Свидетели – отец Перес и близнецы – уже поставили свои подписи.
– Как славно! – воскликнул Корд. Генри выставил чернильницу на край стола.
Обмакнув в чернила перо, Кордеро замер на секунду, потом наклонился к Селин:
– Это твой последний шанс к отступлению, – предложил он.
Искушение было велико, но Селин не могла придумать более легкого пути, чтобы сбежать из Луизианы. Ладони ее покрылись холодным, липким потом. Она все еще ощущала в желудке тяжесть от завтрака. Проглотив стоящий в горле ком, девушка тяжело вздохнула и покачала головой:
– Я не изменю своего решения.
– Я не уверен, что мы найдем на Сан-Стефене что-то приличное. Через несколько месяцев я на самом деле могу оказаться нищим, – тихо сказал он.
Впервые Селин заметила в его глазах сострадание, поняла, насколько трудно было Корду признать правду, особенно в присутствии деда.
– Я подпишу, – сказала она.
Кордеро первым подписал свидетельство и передал перо Селин. Она быстрым росчерком поставила свое имя на документе, надеясь, что, даже если кто-нибудь постарается, может быть, расшифровать его, произойдет это далеко не сразу после их отъезда.
Она затаила дыхание, пока Генри, не глядя на них, изучил подписи, потом свернул пергамент в трубочку и перевязал его кроваво-красной ленточкой.
– Экипаж ждет. – Кордеро крепко взял ее за локоть и повел прочь из библиотеки.
Селин остановилась, как только они оказались за дверью, Корд тоже замер и внимательно посмотрел на девушку. Она освободилась от его руки, прежде чем заговорить:
– Он все-таки твой родственник. Может быть, вы видитесь в последний раз. – Она вспомнила Персу и тот внезапный жестокий поступок, который разъединил их навсегда, не дав возможности попрощаться. – Неужели ты даже не скажешь ему «до свидания»?
Подняв глаза, она заметила во взгляде мужа столько ненависти, что невольно вздрогнула. Ей захотелось убежать прочь. С этим человеком, когда он трезв, шутить не следовало! Ей вдруг пришло на ум, что освободиться от него окажется не так просто, как она сначала предполагала.
Кордеро взглянул на дверь библиотеки. Глаза его сузились, губы сжались в узкую жесткую линию.
– Единственное, что я хотел бы ему сказать, это чтобы он шел прямиком к черту.
Они мчались назад к Новому Орлеану, и поездка эта вовсе не походила на предыдущую. «Караван» состоял из двух экипажей:
Фостер и Эдвард ехали в одном, Селин и Кордеро – в другом. Мрачная непогода предыдущей ночи уступила место сияющим голубизной небесам и солнечному свету. Правда, Селин заметила, что улучшение погоды никак не отразилось на настроении Кордеро.
Они ехали молча, сидя лицом к лицу, словно непримиримые противники, старательно избегая любого случайного прикосновения. Кордеро был чем-то озабочен и сосредоточенно смотрел на меняющийся за окошком пейзаж. Селин старалась взять себя в руки и не слишком выдавать беспокойство, которое охватило ее оттого, что они, пусть ненадолго, возвращались в город. Она не сможет чувствовать себя в безопасности, пока не отплывет их корабль.
– Почему вы это сделали? – спросила она, стараясь занять мысли чем угодно, только не возможностью своего ареста.
Он удивленно уставился на нее, в его взгляде читалось сомнение и даже настороженность.
– Почему я сделал что?
– Согласились на этот брак. Из-за приданого?
– Нет. – В его остановившемся взгляде мелькнула боль. Он отвернулся.
– Тогда почему?
– Я кое-кому очень многим был обязан. А ты, Джемма?
– Я не Джемма О’Харли.
Он наклонился к окошку, внимательно рассматривая груженную овощами телегу, которую они догнали и теперь пытались объехать.
