Ознакомительная версия.
— Ох, Мамушка, не могу я в такое вмешиваться!
— Если вы не можете, кто же может-то?
— Ну, что я могу сделать, Мамушка?
— Не знаю я, мисс Мелли, но что-то вы можете сделать. Поговорите с мистером Реттом, глядишь — он вас и послушает. Он ведь очень высоко вас ставит, мисс Мелли, может, вы этого и не знаете, а только это так. Сколько раз я слыхала, как он говорил, что только вы и есть настоящая леди.
Мелани поднялась в смятении, сердце у нее мучительно заколотилось при одной мысли о встрече с Реттом. Она вся похолодела, понимая, что придется спорить с человеком, судя по описаниям Мамушки, потерявшим разум от горя У нее заныло сердце, стоило ей подумать, что придется войти в ярко освещенную комнату, где лежит маленькая девочка, которую она так любила. Что делать? Что сказать Ретту, чтобы утешить его горе и вернуть ему разум? С минуту Мелани стояла, не зная на что решиться, и вдруг сквозь закрытую дверь до нее донесся звонкий смех ее мальчика. И словно ножом по сердцу резанула мысль, что было бы, если бы он умер. Что, если бы ее Бо лежал сейчас наверху, застывший и холодный, а его веселый смех навсегда угас.
— О! — испуганно воскликнула она и мысленно прижала сына к сердцу: она поняла, каково сейчас Ретту. Если бы Бо умер, разве она позволила бы его увезти, чтоб его положили где-то под дождем и ветром, в темноте? — Ох, бедный, бедный капитан Батлер! — воскликнула она. — Я сейчас же пойду к нему, немедленно.
Она поспешила в столовую, тихо сказала несколько слов Эшли и, к удивлению своего мальчика, крепко прижала его к себе и пылко поцеловала светлые кудряшки.
Она выбежала из дома без шляпы, все еще сжимая в руке обеденную салфетку, и шла так быстро, что старые ноги Мамушки еле поспевали за ней. Войдя в парадный холл дома Скарлетт, она наспех кивнула сидевшим в библиотеке — испуганной мисс Питтипэт, величественной старухе миссис Батлер, Уиллу и Сьюлин, затем быстро поднялась по лестнице; за ней, задыхаясь, следовала Мамушка. На секунду Мелани задержалась, проходя мимо закрытой двери Скарлетт, но Мамушка прошептала:
— Нет, мэм, не надо этого делать.
Площадку Мелани пересекла уже гораздо медленнее и, подойдя к комнате Ретта, остановилась. С минуту она постояла в нерешительности, словно хотела повернуться и бежать. Затем, призвав на помощь все свое мужество, как маленький солдатик перед тем, как идти в атаку, постучала в дверь и тихо сказала:
— Впустите меня, пожалуйста, капитан Батлер. Это миссис Уилкс. Я хочу увидеть Бонни.
Дверь быстро отворилась, и Мамушка, отступившая в глубину лестничной площадки, где было темно, увидела огромный черный силуэт Ретта на фоне ярко горящих свечей. Он пошатывался, и до Мамушки долетел запах виски. Секунду он смотрел на Мелли, затем взял ее за плечо, втолкнул в комнату и закрыл дверь.
Мамушка тихонько прокралась к двери и устало опустилась на стоявший возле нее стул, слишком маленький для ее могучего тела. Она сидела совсем тихо, беззвучно плакала и молилась. Время от времени она поднимала подол платья и вытирала глаза. Сколько ни напрягала она слух, но не могла разобрать ни слова — из-за двери доносился лишь тихий прерывистый гул голосов. После бесконечно долгого ожидания дверь приотворилась и выглянула Мелани — лицо у нее было белое, напряженное.
— Принеси мне кофейник с кофе, да побыстрей, и несколько сандвичей.
Когда дьявол вселялся в Мамушку, она начинала двигаться со стремительностью стройной шестнадцатилетней негритяночки, а сейчас ей так хотелось попасть в комнату Ретта и ее разбирало такое любопытство, что она двигалась еще быстрее. Но надежды ее не оправдались, ибо Мелани лишь приоткрыла дверь и взяла у нее поднос. Долгое время Мамушка прислушивалась, напрягая свой острый слух, но не могла различить ничего, кроме позвякиванья серебра о фарфор да приглушенного, мягкого голоса Мелани. Потом она услышала, как заскрипела кровать под тяжелым телом, и вскоре — стук сапог, сбрасываемых на пол. Через некоторое время в двери появилась Мелани. Но как Мамушка ни старалась, ничего разглядеть в комнате она не смогла. Вид у Мелани был усталый и на ресницах блестели слезы, но лицо было снова спокойное.
— Пойди скажи Скарлетт, что капитан Батлер согласен, чтобы похороны состоялись завтра утром, — прошептала она.
— Слава тебе господи! — воскликнула Мамушка. — Да как же это…
— Не кричи так. Он сейчас заснет. И еще. Мамушка, скажи мисс Скарлетт, что я буду здесь всю ночь, и принеси мне кофе. Принеси сюда…
— В эту самую комнату?
— Да, я обещала капитану Батлеру, что, если он заснет, я посижу с Бонни всю ночь. А теперь иди, скажи все мисс Скарлетт, чтобы она больше не волновалась.
Мамушка прошла через площадку — под ее тяжестью ходуном заходили половицы, — и сердце ее, успокоившись, пело: «Аллилуйя, аллилуйя». У двери в комнату Скарлетт она приостановилась и задумалась — благодарность к Мелани боролась в ней с любопытством.
«И как это мисс Мелани удалось, ума не приложу. Видно, ей помогают ангелы. Про то, что завтра похороны, я мисс Скарлетт скажу, а вот про то, что мисс Мелли будет всю-ночь сидеть с маленькой мисс, лучше утаю. Не понравится это мисс Скарлетт».
Что-то в мире было не так, в воздухе чувствовалось что-то мрачное, зловещее, окутавшее все непроницаемым туманом, который кольцом окружал Скарлетт. И это ощущение, что в мире что-то не так, было связано не только со смертью Бонни, потому что боль от невыносимого горя постепенно сменилась смирением перед понесенной утратой. И однако же призрачное ощущение беды не проходило — точно кто-то черный, зловещий стоял у плеча Скарлетт, точно земля под ее ногами в любой момент могла превратиться в зыбучие пески.
Никогда прежде не знала Скарлетт такого страха. Всю свою жизнь она строила на надежной основе здравого смысла и боялась лишь зримого и ощутимого — увечья, голода, бедности, утраты любви Эшли. Никогда прежде не занимаясь анализом, она пыталась сейчас анализировать свое состояние, но безуспешно. Она потеряла любимое дитя, но в общем-то могла это вынести, как вынесла другие сокрушительные потери. Она была здорова, денег у нее было сколько душе угодно, и у нее по-прежнему был Эшли, хотя последнее время она все реже и реже видела его. Даже то отчуждение, которое возникло между ними после незадавшегося праздника, устроенного Мелани, не тревожило ее больше, ибо она знала, что это пройдет. Нет, она боялась не боли, и не голода, и не утраты любви. Эти страхи никогда не угнетали ее в такой мере, как угнетало сейчас ощущение, что в мире что-то не так, — это был страх, затмевавший все остальные чувства, очень похожий на то, что она испытывала раньше во время кошмаров, когда бежала сквозь густой клубящийся туман так, что казалось, сердце лопнет, — потерявшееся дитя в поисках приюта.
Ознакомительная версия.
