— А если они бросятся на нас? Сколько их? Мы ведь не знаем!
— Нет! Подождите! Не стреляйте! — сказала Анжелика. Ей наконец-то удалось восстановить дыхание. Жители деревни и солдаты не поверили своим глазам, увидев, как она бросилась вперед, подняв руки и размахивая поясом Вампума.
— Уттаке! Уттаке! Подари мне их жизни!
Она оказалась одна посреди пустынного пространства. Уязвимая, у всех на виду, освещенная солнцем, лучи которого играли в ее волосах и заставляли переливаться ее зеленое платье.
— Отличная мишень! — воскликнул кто-то. — Она погибла!
— Нет, только не с поясом Вампума в руке. Никто не осмелится напасть на нее.
Анжелика бежала. Несмотря на твердую и скользкую землю, она ловко передвигалась, чтобы быстрее добраться до края поля.
— Уттаке! Уттаке! Подари мне их жизни!
Позже она вспоминала, что на бегу она заметила первую весеннюю траву, маленькие росточки, пробившиеся наружу. Наконец она оказалась на краю крутого склона, который она не могла преодолеть. До нее долетали клубы дыма, и виднелись силуэты индейцев, занимавшихся грабежом. «Ирокезы! Они уже там!» Среди них она заметила детей Сюзанны, они были живы и стояли посреди двора вместе со своей бабушкой.
Она снова побежала к середине поля.
— Уттаке! Уттаке! Подари мне их жизни! Она поворачивалась в разные стороны и кричала, она была уверена, что он здесь, что он близко.
Юнга дрожащей рукой взял за рукав своего командира.
— Посмотри! Там, наверху! На опушке леса…
Анжелика приближалась к ним, она хотела предупредить Сюзанну, что ее дети живы. Из своего укрытия люди делали ей знаки, указывая на вершину холма. Там! Выше!
Она повернулась и увидела его.
Уттаке, вождь Пяти Народов. Это был он. Ростом он был ниже Пиксаретта, но от его фигуры веяло мощью и несокрушимостью, казалось, что он был из той же породы, что и деревья, окружавшие его. Она сразу же узнала его. Он нисколько не изменился.
«Какой у него жестокий взгляд!»
Но жестокость ли это? Направляясь к нему, она вновь вспомнила о своих первых днях в Новом Свете; тогда они были одни, она и Жоффрей, лицом к лицу с лесом и индейцами. А он был главным героем разыгравшейся драмы.
Воспоминания лишь прибавили ей смелости. Остановившись в нескольких шагах от него, она положила к его ногам пояс, затем поднялась и спросила себя, как еще ей выразить ему свое почтение.
«Она склонилась перед ним в реверансе, — написала позже м-зель д'Уредан,
— так мне рассказывали… Перед этим варваром! Как при дворе!»
Он даже не пошевелился.
Анжелика решила заговорить первой.
— Я рада снова видеть тебя, Уттаке!
— Ты говоришь искренне? — звучный голос, казалось, исходил не от него, а от деревьев.
— Ты знаешь это.
Холодный проблеск его глаз напоминал отсвет стального клинка.
— Я хотел тебя видеть! — вскричал Уттаке, дрожа от ярости. — Эта вонючая лисица, Пиксаретт, встал на моем пути, он пробил голову моему лучшему воину
— Сакахезу. Затем каждую ночь он приходит в наш лагерь, чтобы снять скальп с воина. Он вывел нас из терпения, мы дали слово отомстить за эти преступления в Квебеке.
— Ты же знал, что я здесь, и Тикондерога тоже.
— Я хотел тебя видеть. Но, между прочим, это не помешает мне напомнить, что никто безнаказанно не подстрекает предводителя Пяти Народов.
Видя его в такой ярости, она спросила себя, не одичал ли он окончательно за прошедший год. К его поясу были привязаны скальпы, с которых еще стекала кровь.
Он язвительно посмотрел на нее.
— Эти французы уже не смогут обмануть меня, — сказал он, потом помолчал и продолжил: — Кто эти люди, чьи жизни ты желаешь получить?
Анжелика показала на ферму, на той стороне холма.
— Женщины и дети из этого селения.
Тень другого ирокеза неслышно появилась из-за деревьев рядом с вождем, и тот, не разжимая губ, отдал ему приказ. Немного погодя дети Сюзанны появились на противоположной стороне поля.
Уттаке с горьким презрением смотрел на четырех мальчиков, которых сопровождали несколько ирокезов, посмеиваясь, пританцовывая и посылая оскорбления и насмешки в сторону леса, где прятались французы. Дети были напуганы, но не показывали вида; эти маленькие канадцы храбро вышагивали по лугу, босиком, чтобы быстрее дойти, а свои сабо они держали в руках. Старший, Паком, которому было десять лет, взял на руки годовалого малыша. Двое других уцепились за рубаху своего брата.
— Зерна, из которых вырастут воины, — прошептал предводитель ирокезов. — Они забудут о моем милосердии и придут в наши леса, чтобы содрать кожу с наших голов. В их сердцах живет змеиное лицемерие.
Когда дети приблизились к опушке леса, Сюзанна не выдержала. Она выскочила им навстречу, схватила их в охапку, обняла, потом взяла за руки и утащила в лесную чащу.
Затем начались переговоры по поводу бабушки. Она была парализована и не могла двигаться сама, но не могло быть и речи, чтобы попросить ирокезов отнести ее в кресле к своим родным. Анжелика с трудом уговорила двух добровольцев из числа тех, кто укрывался в убежище.
— Как бы эти койоты не сняли с нас скальп…
Наконец командир гарнизона и пожилой человек по имени Маривуан отправились на ферму.
Ирокезы находили очень забавной эту сцену; как двое мужчин несут кресло с чересчур оживленной старой женщиной. Она продолжала размахивать своей палкой и посылать проклятия в адрес дикарей. Ирокезы были восхищены: эта бабуля и ее угрозы чрезвычайно им нравились.
Все это время пожар на ферме продолжался. Сюзанна была слишком счастлива оттого, что могла обнять своих детей, живых и невредимых, поэтому она не жалела о доме, выстроенном еще ее отцом. У них будет другой дом… Ее тетю и слуг убили и сняли скальпы. Но малыши были живы.
— Быстро отведи их домой…
Анжелика вернулась к Уттаке. Тот уже отступил в лес. Наступившую тишину лишь изредка нарушали далекие выстрелы. Неужели он уже отдал приказ? Ирокезы неслышно уходили, как уходит морской отлив.
— Я хотел тебя видеть, — произнес Уттйке. — Когда я подошел к Квебеку, я позвал тебя.
— Я знаю. Но ты позвал меня слишком рано. Если бы ты не послал мне видение, город мог бы принадлежать тебе.
— Кто тебе сказал, что мне нужен этот город? Я не хочу ранить французов, в самое сердце. Я просто хотел напомнить им о моем могуществе и моей хитрости. Почему они заключили союз с этим хорьком Пиксареттом? Почему они ведут торговлю бобровыми шкурками только с гуронами? И почему они презирают нас? Если бы не вероломство Пиксаретта, возможно, сегодня не пролилось бы ни капли крови!
— Возможно!
Было видно, что идея проникнуть в Квебек вызывала у него отвращение. Страх перед белым человеком привел к тому, что они признали его и воздали ему должное. Часто случалось, что французы разгадывали их самые древние хитрости. Он надеется, утверждал он, что и впредь ему не понадобится входить в этот город-западню. Цель их похода: увидеть, ее!
