Ознакомительная версия.
Дом уже сбросил с себя гнетущее ощущение случившегося несчастья и жил обычной жизнью. Когда Сезар купил этот особнячок, Анри настоял, чтобы сохранить его обстановку – переоборудовали лишь гостиную, куда захаживали знатные особы. Клотильда старалась навести в доме порядок, однако это было нелегко; Анри же, как истинному энтузиасту своего дела и человеку до крайней степени увлеченному, было все равно, что есть и на чем спать. Воспитанный виконт де Моро не понимал этого, он-то всегда тщательно следил за своей одеждой и всем, что казалось другим ничего не значащими мелочами, однако составляло важную часть его жизни. В этом также заключалась красота этой самой жизни, и Сезар не собирался ее упускать. Он в большой мере не лгал госпоже де Виньоль, уверяя, будто является светским бездельником и щеголем; по меньшей мере, половина из этого была правдой.
Во дворе возился Габриэль Ион, помощник Анри, коренастый и веснушчатый молодой человек; он вежливо поздоровался с виконтом и рассказал, что Жиффар с раннего утра отправился на ипподром, и он, Габриэль, тоже скоро туда поедет. Сезар пообещал появиться там во второй половине дня. Он подумал, что, возможно, это может заинтересовать госпожу де Виньоль сильнее, чем некий салон мадам де Жерве, и, войдя в гостиную Анри, попросил принести бумагу и чернила. Когда же Габриэль исполнил его приказание, виконт начертал:
«Дорогая госпожа де Виньоль!
Прошу меня простить за назойливость, которая, увы, в действительности мне присуща; что поделаешь, если уж я уродился таким! Вы отвергли мое приглашение провести вечер у мадам де Жерве, и я смиренно принимаю Ваш отказ; однако не раньте мое сердце во второй раз за день и примите другое приглашение! Никаких людных сборищ, никого постороннего, только доказательство торжества той жизни, о которой мы с Вами беседовали вчера. Я приглашаю Вас на Парижский ипподром – разумеется, не наблюдать за скачками, которые уже не проводятся в столь позднее время, о котором я говорю, – а посетить мастерскую моего друга Анри Жиффара, о нем я имел честь упоминать вчера. Анри – человек незнатный, однако душою истинно благородный. Он Вам понравится. Как и его изобретение – поверьте, Вы еще никогда не видели ничего подобного! Умоляю, если Вы сочтете мою настойчивость неуместной, простить меня и сообщить мне об этом, и тогда я не стану настаивать и смиренно подожду весточки от Вас, когда бы Вы ни соблаговолили ее прислать. Даже несколько лет спустя! Пока же я жду ответа на это послание, которое доставит Вам мой лакей.
Искренне Ваш,
Сезар Мишель Бретинье, виконт де Моро».
Он вызвал лакея, велел отнести письмо в особняк на улице Вье-Коломбье и непременно дождаться ответа, который затем доставить сюда, а сам решил заняться допросом Мари и Клотильды.
Обе женщины обнаружились на кухне, где пили чай. При виде виконта они вскочили, весьма смущенные; Сезар мельком отметил, что чайник другой.
– Предыдущий забрала полиция? – спросил виконт, указывая на чайник.
Мари фыркнула.
– Полиция забрала бы весь дом, если бы это помогло обнаружить преступника, ваша светлость! А пока забрали чашки и чайник, и тело несчастного Бертрана! – она промокнула глаза уголком расшитого фартука. – Когда же мы сможем его похоронить?
– Полагаю, что завтра. Это еще предстоит выяснить. – Сезар мысленно отметил, что следует отослать человека в Сюртэ и поинтересоваться, как у них там идут дела. Что-то инспектор Кавье исчез с горизонта. А ведь должен был на следующий же день после убийства маячить у дверей особняка на улице Вожирар и требовать встречи с виконтом, дабы учинить допрос по всем правилам. Зная инспектора, Сезар не сомневался, что тот объявится, и удивлялся, куда это он пропал.
– Что ж за несчастье-то! – запричитала Мари.
Клотильда молчала.
Это была сухощавая, неприметная женщина с грубыми жилистыми руками, похожая на тех прачек, какими их изображают излишне приверженные реализму художники. На ее мышиного цвета волосах плотно сидел накрахмаленный чепец, серое платье было безукоризненно чистым, а на коротком фартуке – ни единой морщинки. Она содержала дом в чистоте и казалась серой феей, неприметно скользящей по коридорам. Благодаря ей Анри выглядел как человек, а не как механик, уже сто лет не вылезающий из мастерской. Это позволяло Жиффару появляться в обществе и даже там никого особо не шокировать.
– Садитесь, – велел Сезар, сам он садиться не стал, а прошелся по кухне туда-сюда. Свет лился из узких окон, от плиты тянуло теплом. День был хороший, солнечный, и лампу не зажигали.
Женщины уселись и смотрели теперь на виконта – Мари с любопытством, а Клотильда равнодушно, как глядит сытая кошка на мельтешащий у нее перед глазами комок пуха. Ловить лень, глаза тоже не закроешь – сразу уснешь, а спать нельзя.
– Я хотел бы снова расспросить вас о том вечере, когда умер Бертран. Клотильда, я не знал, что вы возвращались в особняк. Почему я вас не видел?
– Меня увели полицейские и допрашивали в моей комнате, что было не слишком прилично, зато спокойно, – отвечала экономка. – Я могу лишь повторить вам то, что говорила им. Я уже шла домой, когда вспомнила, что позабыла кошелек, и вернулась.
– Что тогда произошло?
– У меня есть ключ от входной двери, я воспользовалась им, вошла и сразу услышала, как Мари кричит, удивилась, что никто не спешит к ней – значит, подумала я, хозяин, наверное, в мастерской. Я прощалась с ним, когда уходила.
– А дальше?
– Я побежала на кухню и увидела, как Мари склонилась над Бертраном. – Клотильда поморщилась, воспоминания явно не доставляли ей никакой радости. – Я редко пугаюсь, ваша светлость, но тут я испугалась!
– Что вас так впечатлило?
– Так Бертран! Он лежал, так страшно скорчившись, и у него было такое лицо… И еще руки у горла, как будто он пытался вырвать отраву из глотки.
Сезар оценил образность, однако спросил о другом:
– С чего вы решили, что он отравлен?
– Мой сосед, весьма странный тип, отравился мышьяком. Подозревали злой умысел, но потом выяснили, что это он таким образом наложил на себя руки. Он оставил записку, в которой просил никого не винить. – Ее почти правильная речь – речь женщины, долго работавшей в богатом доме – сбилась, и Клотильда закончила по-простому: – Вот черт, подумала тогда я! И Бертран туда же!
– Вы сочли, что он совершил самоубийство?
– Ну, сперва да. А затем я подумала… Зачем Бертрану так поступать? Он же был счастлив. Жил здесь в тепле, работы немного… – Клотильда пожала плечами. – А потом приехали полицейские и сказали, что это, скорее всего, убийство. Кому он помешал?
Ознакомительная версия.
