Абигайль любила каждый камешек замка Святой Агаты. С удовольствием наблюдала за тем, как все это проснулось к жизни во второй половине марта, потянулось к солнцу бледно-зелеными побегами из влажной коричневой земли. Абигайль любила стоять здесь и впитывать в себя аромат цветущих персиковых деревьев, сочный запах свежевспаханной земли, ленивые голоса крестьян в отдалении.
Она любила смотреть на герцога, сворачивающего за угол конюшни каждое утро ровно в семь часов, как и она сама. Абигайль даже достала из кармана часы, чтобы удостовериться.
– Доброе утро! – радостно крикнула она.
– Доброе утро, – гораздо менее радостно откликнулся герцог, не глядя в ее сторону.
Абигайль оперлась на ограду, позволив лучам солнца согреть ей кожу. Герцог стоял всего в двадцати футах от нее, одетый в превосходного качества твидовый костюм, сапоги, и гневно смотрел на изгородь перед собой, словно не видел окружающей его красоты.
– Что-то не так? – вежливо поинтересовалась Абигайль.
Герцог наконец обернулся.
– Где, черт возьми, мой конь?
– На пастбище, полагаю.
– На пастбище? – Уоллингфорд произнес эти слова таким тоном, как если бы ему сказали, что Люцифер находится сейчас на скачках в Эпсоме. – Какого черта?
– Черт, черт… Вы постоянно это повторяете. Хотя черт не имеет ничего общего с Люцифером, мирно пощипывающим траву. И даже наоборот. О, ха-ха!
Уоллингфорд посмотрел на нее, как на сумасшедшую.
– Что смешного?
– Черт. Люцифер. Вы весьма неравнодушны к этому вышедшему в тираж красавцу. Видите в нем родственную душу?
Герцог ударил стеком по голенищу сапога.
– Мой конь, оседланный и взнузданный, должен каждый день ровно в семь часов быть на этом самом месте. Полагаю, вы не знаете, чем сегодняшний день отличается от остальных?
Абигайль прикрыла глаза ладонью и посмотрела на поля.
– Думаю, так получилось потому, что работники с рассветом начали сев.
– Сев?
– Ну да. В полях выращивают овощи, которые потом попадут нам на стол. Весна, разве вы не заметили?
– И какое отношение это имеет к готовности моего коня к утренней прогулке?
Абигайль вновь повернулась к герцогу и улыбнулась:
– Подозреваю, что конюхи работают в поле.
– В поле? – Уоллингфорд ошеломленно посмотрел на поля с копошащимися на них, похожими на муравьев фигурками.
– Послушайте, я не хотела ни на кого клеветать, – произнесла Абигайль, – но вы уверены, что пили сегодня утром кофе?
Герцог мрачно взглянул на мисс Харвуд.
– Представьте себе, да. Я должным образом приготовился к предстоящей встрече, только вот у меня… нет коня! – Последние слова он произнес столь гневно, что если бы рядом находились его собственные слуги, они, дрожа от ужаса, бросились бы исполнять любое его приказание.
Только вот здесь, в Тоскане, слуг не было.
Абигайль снова улыбнулась.
– Стало быть, вам придется оседлать Люцифера самостоятельно.
– Самостоятельно?
Она оттолкнулась от изгороди.
– Похоже, вы в замешательстве, ваша светлость. Но вам посчастливилось встретить меня, и я с удовольствием протяну вам руку помощи. Сходите за конем, а я постараюсь найти седло.
– Сходить за конем? – возмущенно воскликнул Уоллингфорд, потеряв самообладание, но Абигайль уже пересекала двор.
Склад упряжи располагался позади конюшни и насквозь пропах кожей. Абигайль приходила сюда время от времени, поэтому знала, где хранится седло Люцифера. Она перекинула уздечку через плечо, подхватила одной рукой седло, а другой – ящик с щетками. У двери на мгновение остановилась.
– Уж если я взялась за дело, то доведу его до конца, – пробормотала она себе под нос, а потом поставила ящик с щетками на землю и потянула за платье, чтобы опустить декольте чуть ниже.
Пощипывающий нежную весеннюю траву Люцифер озадаченно поглядывал на своего хозяина.
– Ужасно не хочется нарушать идиллию, старина, – произнес Уоллингфорд, – но без твоей помощи до деревни мне не добраться.
Люцифер вытянул шею, чтобы вырвать из земли еще один пучок травы.
– Чертов наглец. – Уоллингфорд схватил веревку, которой был привязан конь, и потянул его за собой.
Ему с самого начала нужно было быть начеку. Ведь смотритель его предупреждал. «Синьорина снова вас поджидает, – сказал Джакомо, кивая в сторону конюшни. – От нее одни напасти».
Уоллингфорд был согласен с этим полным загадок слугой, но не собирался делиться с ним своими соображениями.
– Ничего особенного, – возразил он, нетерпеливо похлопывая стеком по голенищу сапога. – Идет себе по своим делам. Кажется, она присматривает за козами?
– Притворяется. А на самом деле следит за вами.
– Глупости. Хорошего вам дня, Джакомо. – С этими словами Уоллингфорд направился к конюшне и попал в ловко расставленные Абигайль сети.
Люцифер вовсе не собирался прибавлять шаг, и к тому времени, как Уоллингфорд достиг края изгороди скотного двора, мисс Харвуд уже поджидала его. Солнце позолотило ее каштановые волосы, осветило пышную грудь и изящные руки, созданные не для того, чтобы таскать тяжелые седла.
– Наверное, мне стоило отправиться в деревню пешком, – пробормотал Уоллингфорд.
Лицо Абигайль озарила улыбка.
– О, чудесно! Я вижу, вы настроены решительно.
– Просто дайте мне седло, мисс Харвуд, и давайте покончим с этим.
Абигайль поставила ящик с щетками на землю и водрузила седло на ограду.
– О нет, ваша светлость. Коня сначала нужно почистить.
– Почистить? Конечно.
Абигайль достала из ящика щетку.
– Если мы возьмемся за работу вместе, то закончим быстрее. Надеюсь, нет нужды объяснять, что чистить нужно по шерсти, а не наоборот?
– Я знаю, как это делается, – буркнул герцог, забрал из рук Абигайль щетку и принялся за дело.
– Не понимаю, почему вы так сердитесь. Думаю, вам будет полезно освободиться на время от обязанностей, налагаемых титулом. И попытка самостоятельно оседлать коня – неплохое начало.
– Я проделал такой долгий путь не для того, чтобы учиться седлать лошадей. Это вполне можно было сделать и дома.
– Но ведь вы этого не сделали, не так ли? Осмелюсь предположить, что Лондон, с его светской суетой, выпивкой и мимолетными романами, съедает вашу душу. Я права, Уоллингфорд?
– Вздор. – Герцог принялся с удвоенной силой тереть шкуру Люцифера, с удовольствием отмечая про себя появившийся на ней глянцевитый блеск. Краем глаза он украдкой поглядывал на Абигайль и был рад тому, что она его не видит. Ибо он почувствовал себя совершенно обнаженным после ее так обыденно произнесенных слов.
