— Я тоже надеюсь, что так и будет, — ответила Эме. — Пока же я просто счастлива и никого не люблю так, как герцога, который щедро дарит мне свою любовь.
На следующий день у них было столько дел, что Йоле просто некогда было подумать о предстоящем вечере.
Им нужно было примерить платья у месье Флоре, купить шляпки, перчатки и туфли.
Все, что она носила и захватила с собой, либо было не в моде, либо не гармонировало по цвету с новыми платьями.
Она купила несколько очаровательных зонтиков от солнца, и Эме пообещала ей, что на следующий день после ее блистательного появления в свете они совершат вылазку в Булонский лес.
— Вы заставляете меня нервничать, — запротестовала Йола. — Вдруг я потерплю фиаско? Вдруг на меня никто не обратит внимания?
— Еще как обратят! — уверенно заявила Эмме. — Я убедила герцога немного расширить наш круг. На ужине будут присутствовать человек пятьдесят; среди них — несколько дам, считающих себя законодательницами моды. Они точно умрут от зависти, увидев вас!
— Нет-нет, надеюсь, все останутся живы! — рассмеялась Йола.
— Вы не знаете, что значит для француженки быть более модной, чем все остальные, — ответила ей Эме. — Нарядами, которые они сначала покупают, а затем от них избавляются, можно забить всю Сену от одного моста до другого!
— Когда я покупала платья перед тем, как вернуться домой, меня поразили цены, — простодушно призналась Йола.
— С каждым годом, с каждым сезоном цены взлетают все выше и выше, — согласилась с ней мадам Обиньи. — Деньги перестали что-либо значить, а все из-за таких особ, как Ла Паива[6] и Гортензия Шнейдер.
Йоле было известно, что Гортензия Шнейдер — актриса, достигшая вершин театральной славы. Весь Париж был без ума от ее роли в оперетте «Герцогиня Герольштейнская»[7].
Заметив интерес Йолы, мадам Обиньи поспешила пояснить:
— В ее гримерную в театре «Варьете» регулярно наносят визиты принцы крови и знатные персоны из многих стран, прибывшие на Всемирную выставку. Мне говорили, что король Греции и король Бельгии Леопольд бывают там чуть ли не каждый вечер.
— Она хорошая актриса? — осведомилась Йола.
Эме пожала плечами:
— Она, безусловно, пользуется успехом у публики, но, пожалуй, куда более успешна в ее второй — впрочем, я бы даже сказала, первой — профессии куртизанки. Говорят, что принц Уэльский уже написал записку с пожеланием получить билеты на ее спектакли. Кстати, хотите услышать забавный анекдот о ней?
— Какой же?
— Позавчера мадемуазель Шнейдер решила посетить выставку на Марсовом поле. Когда ее карета прибыла туда, она попыталась пройти через Йенские ворота — боковой вход на выставку, предназначенный лишь для особ королевской крови.
— И что же?
— Когда охрана осмелилась преградить ей путь, она властно заявила: «Дорогу! Я — Великая герцогиня Герольштейнская!» — Эме рассмеялась и продолжила: — Как истинные парижане, охранники сняли шляпы, поклонились и пропустили ее. Разве это не доказывает, сколь высокое положение она занимает в обществе?
— Вы правы, — согласилась юная графиня. — Жаль, что я не видела ее на сцене.
— Мы с вами сходим на ее спектакль, — пообещала Эме. — Или вы побываете там с кем-нибудь еще.
Йола промолчала, хотя и не удержалась от мысли о том, как было бы здорово побывать в театре в обществе мужчины!
Она представила себе, что сказала бы бабушка, услышав об этом. А еще ей было понятно, на что намекает Эме: если маркиз обратит на нее внимание, он наверняка покажет ей все достопримечательности Парижа, в том числе и Гортензию Шнейдер.
Йола рассчитывала, что отправится в особняк герцога на Елисейских Полях в обществе Эме Обиньи, но та сказала, что это было бы ошибкой.
— Я буду там до того, как начнут прибывать гости, — сказала Эме. — Я не хочу, чтобы вас видели вместе со мной. Вы должны появиться после того, как прибудут все остальные гости. — Заметив недоумение на лице Йолы, Эме сочла своим долгом пояснить: — Тут самое главное — рассчитать все по минутам. Чтобы произвести фурор, нужно чтобы вы появились в доме герцога одна.
— Вы говорите так, будто собираетесь выпустить меня на театральную сцену.
— Именно это я и пытаюсь сделать, — чистосердечно призналась Эме. — Это ваш звездный час. Именно в этот миг взгляды всех присутствующих будут устремлены на вас, Йола. Мне право жаль, что ваш выход не будет сопровождаться барабанной дробью.
— В таком случае меня будет бить нервная дрожь, — улыбнулась Йола.
— Помните, единственный, кто имеет для вас значение в эти минуты, — маркиз, — произнесла Эме. — Вот увидите, он сразу заметит вас. Однако не забывайте: все женщины до единой будут стараться обратить на себя его внимание.
— Неужели он действительно так привлекателен? — удивилась Йола, и в ее голосе прозвучал скепсис.
— Увидите сами, — загадочно ответила мадам Обиньи.
Прежде чем отправиться в особняк герцога, Эме зашла в спальню гостьи.
Сегодня Йолу было не узнать. Никто не нашел бы в ней сходство с юной девушкой, еще накануне прибывшей в Париж. Она честно призналась себе, что выглядит одновременно интересной и красивой.
Услышав шаги Эме, она отвернулась от зеркала. Мадам Обиньи восхищенно захлопала в ладоши.
— Это платье просто восхитительно! — воскликнула она. — А вы, моя дорогая, станете новой звездой на столичном небосклоне и будете сводить с ума весь Париж!
— Я не уверена даже в том, что появлюсь на этом небосклоне. Я нервничаю, как на премьере, и сердце бешено колотится.
— Вот и хорошо! — ответила ей Эме. — Лишь бесчувственная и приземленная женщина оставалась бы равнодушной в подобной ситуации.
— Мне остается надеяться, что я не подведу вас после всех трудов, которые вы взяли на себя.
— Вот увидите, все будет прекрасно, — пообещала мадам Обиньи. — Кстати, я принесла вам драгоценности, чтобы вы непременно надели их вечером.
Йола удивленно подняла брови:
— А разве вы не сказали Феликсу, что я не стану надевать никаких драгоценностей?
— Я хотела, чтобы Феликс украсил вашу прическу всего лишь тремя красными розами, — ответила Эме. — И должна признаться, что он прекрасно справился с этой задачей.
И действительно, прическа Йолы являла собой шедевр парикмахерского искусства.
Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий, чистый лоб, и заплетены в косы, уложенные наподобие нимба над огромным шиньоном.
Парикмахер искусно закрепил в них три превосходных свежих бутона роз. Кроваво-красного цвета, они хорошо сочетались с ее шелковым платьем, которое шлейфом струилось от талии.
