Барбара Картленд
Замок Спящей красавицы
«Замок Спящей красавицы» посвящен старинному замку Юссе, стоящему на краю таинственного Шинонского леса в долине Эндра, левого притока Луары. Этот замок, построенный в XVI–XVII веках, — самое сказочное архитектурное сооружение из всех, что мне доводилось видеть, и именно о нем рассказал Шарль Перро в чудесной сказке «Спящая красавица».
Парижская всемирная выставка 1867 года стала апофеозом Второй империи. Устроенная главным образом в политических целях, она привлекла внимание посетителей со всего света. Сюда съехалось множество особ королевской крови. Вся Франция гордилась своей техникой и великолепной армией, радовалась вырученным огромным деньгам и своей прекрасной столице.
Увы, через три года под Седаном прусская армия разгромила французские войска. Император Луи-Наполеон и императрица Евгения стали изгнанниками, дворец Тюильри был сожжен, и началась осада Парижа.
1867 год
Юная графиня Мария Тереза Мадлен де Богарне стояла на террасе, любуясь зеленым склоном долины реки Эндр.
«Мое! Все это мое!» — повторяла она про себя.
Затем повернулась и, опершись на балюстраду, стала рассматривать замок, до этого находившийся у нее за спиной.
Построенный на утесе, там, где заканчивался Шинонский лес, замок возвышался над усаженными цветами террасами. Его массивные укрепленные башни и башенки, слуховые окна и дымовые трубы четко вырисовывались на фоне лесной зелени. Все сооружение из белого камня, казалось, шагнуло сюда со страниц сказки. Глядя на него, она ожидала в любую минуту увидеть рыцарей в доспехах, гарцующих на прекрасных лошадях, с вымпелами, флагами и копьями, готовых в любую минуту сразиться с затаившимися в лесной чаще драконами и прочей нечистью, что любит нападать на добрых людей.
Помнится, в детстве отец рассказывал ей истории о таких рыцарях. По его словам, замок, в котором они жили, был пронизан историей Франции.
Вспомнив об отце, она представила себе, что он вот-вот выйдет из коридора с арочным потолком и позовет ее, как бывало, когда он возвращался домой:
— Йола! Йола!
Только он называл ее этим уменьшительным именем.
Отец пожелал, чтобы при крещении ей дали имя Иоланда: много поколений назад так звалась самая прославленная женщина в их роду. Однако мать настояла на том, чтобы дочь нарекли именем святой, поэтому она стала Марией Терезой.
— Йола! Йола!
Она явственно услышала его голос, эхом взлетающий к флагу семьи Богарне, который горделиво реял над башнями и башенками замка и был виден во всей округе — всем, кто служил графской семье или жил на ее землях.
Но отец умер, не оставив наследника, и владелицей замка стала она, Йола.
На мгновение она забыла о гордости и при одной мысли о том, какое бремя забот легло на ее хрупкие плечи, почувствовала себя маленькой и одинокой.
Сумеет ли она управлять замком одна, без отца? Удастся ли ей сохранить здесь все так, как было в ту пору, когда в замке звенел его смех, когда они предавались разговорам и верховым прогулкам, любуясь долиной Луары?
Именно отец поведал ей о том, какая великая честь — жить здесь, в этом славном краю, который называли «садом Франции». Эти места отличались от всех остальных уголков Франции не только красотой, но какой-то нежной прелестью и волшебным очарованием.
Йола выросла здесь, внимая историям о рыцарской доблести и легендам о Жанне д’Арк. По ее просьбе отец снова и снова рассказывал ей о появлении Жанны в Шинонском замке и ее встрече с дофином[1].
Юная Жанна провела два дня в посте и молитве, остановившись на постоялом дворе недалеко от города. Хотя загадочные голоса, звучавшие в ее голове, поведали ей о том, что дофин должен изгнать из страны ненавистных захватчиков-англичан, придворные лишь посмеялись над ней, уверенные в том, что простая крестьянская девушка — всего лишь самозванка.
Когда же ее все-таки пустили во дворец, в большом тронном зале, освещенном пятью десятками факелов, собрались три сотни вельмож в роскошных одеждах.
Чтобы убедиться в искренности ее намерений, дофин смешался с толпой придворных, а одному из них велел одеться в его платье. Жанна робко вошла в зал и сразу же увидела будущего короля. Она направилась прямо к нему, упала к его ногам и обняла его колени.
— Благородный дофин, — сказала она, — мое имя Жанна, но зовут меня Дева. Бог послал меня к тебе, чтобы возвестить, что ты будешь помазан и коронован в городе Реймсе и станешь наместником небесного царя на престоле Франции.
Однако будущий король Карл не спешил с ответом. Он всегда испытывал сомнения в том, что Карл VI действительно был его отцом. Его мать, Изабелла Баварская, отличалась распутством и имела множество любовников.
Тогда Жанна сказала ему:
— От имени Господа нашего Иисуса Христа говорю тебе, что ты — законный наследник престола и истинный сын французского короля. Все это необычайно волновало Йолу! В своем воображении она видела Жанну как живую и молила Господа дать ей мужества, чтобы управлять замком так, как Карл правил страной после своей коронации. Впрочем, серьезность этих мыслей позабавила ее, и Йола, выбросив их из головы, вновь принялась разглядывать долину реки Эндр.
Боже, как прекрасно вернуться домой, проведя целый год в школе-пансионе под Парижем после смерти отца.
Тогда она не могла сразу вернуться в замок: некому было ее сопровождать. Но теперь, когда ей исполнилось восемнадцать, бабушка оставила виллу в Ницце, где проживала до сих пор, и на время переехала в родовое имение Богарне.
Было начало мая, и уже раскрылись почки растений, обвивавших террасы перед замком. Роскошнее всех расцвела ярко-красная глициния, а желтые нарциссы, гиацинты, цикламены и анемоны составляли потрясающую мозаику. На фоне стен замка особенно выделялись розовые и белые камелии, а цветущие яблоневые сады превратили долину поистине в сказочное царство.
Когда Йола в своем маленьком кринолине шла через двор к каменным ступеням, которые вели к высоким входным дверям, она сама напоминала нежный розовый цветок.
В год открытия Парижской всемирной выставки знаменитый модельер месье Ворт[2] упразднил большой пышный кринолин, некогда столь любимый императрицей Евгенией, и ввел в моду кринолин маленький и более короткий.
Буквально в одночасье полукринолин приобрел бешеную популярность, однако платья до сих пор носили поверх небольших фижм, украшая массой драпировок, рюшей и оборок. Теперь портнихам приходилось трудиться целыми днями напролет, и простой наряд нового покроя стоил баснословных денег — тысячу шестьсот франков.
