Более того, она добилась того, чтобы двери дома закрылись и для друзей. А ведь в былые годы те постоянно приезжали из Парижа провести несколько недель, а то и месяц в замке, которым они искренне восхищались и любили.
Йола хорошо помнила, как в детстве между родителями нередко вспыхивали ссоры. Причина, как правило, бывала одна и та же: отец хотел видеть в доме гостей, мать решительно против этого возражала.
Затем отец неожиданно сдался, согласившись с тем, что гостевые комнаты замка отныне будут закрыты, а гостеприимству, которое всегда было частью его характера, придется положить конец.
Йола росла, и замок все больше казался ей огромным и каким-то притихшим, а иногда даже зловещим. Отцовский смех смолк, и, если бы не верховые прогулки, дававшие возможность вновь почувствовать себя свободной и раскованной, жизнь здесь стала бы просто невыносимой. Постепенно она поняла, что ее матери просто не следовало выходить замуж.
В юности мать искренне желала стать монахиней, однако родители решили, что ей куда больше подходит граф де Богарне, владелец великолепного замка и обширного поместья. Они вынудили дочь уступить их решению, не потрудившись спросить согласия ни у нее, ни — насколько было известно Йоле — у ее жениха.
Отец как неизбежность принял тот факт, что его брак будет браком по расчету. Невеста принесет ему огромное приданое, увеличив его собственное и без того немалое состояние.
Лишь когда он осознал, с какой ненавистью относилась к нему супруга, он с ужасом понял, что всю жизнь будет несчастен.
У них был только один ребенок, и после его рождения обоим стало ясно: других детей в семье не будет.
Йола не помнила, чтобы мать когда-либо держала ее на руках или целовала. Целые дни, а порой и ночи она проводила в прекрасной и изящной часовне, стоявшей в отдалении от жилых покоев замка.
Возведенная в 1520-1530-х годах, часовня была построена в духе ренессанса; ее внешний вид и убранство неизменно вызывали бурное восхищение знатоков архитектуры. Но для Йолы это было место покаяния, гнева Божьего и страха наказания.
Вынужденная ежедневно посещать церковь прежде, чем она выучилась читать или понимать сказанное, Йола утешалась тем, что, сидя на жесткой церковной скамье, часами разглядывала обюссонский гобелен, изображавший деяния Жанны д’Арк.
Орлеанская дева оставила неизгладимый след в ее памяти, тогда как религия матери казалась холодной и недоброй.
Как могла ее мать стремиться к святости и неустанно молиться и вместе с тем оставаться холодной и бесчувственной к собственному мужу? Как могла она рассчитывать на Божье благословение, если сама проявляла к окружающим лишь ненависть и безразличие? Йола не сразу облекла эти мысли в слова, но они посещали ее с самых ранних лет.
Неудивительно, что отец стал главным человеком в ее жизни. Умный, начитанный, он не только учил ее, но и беседовал с ней как с равной.
Йола спорила с ним на абстрактные темы еще до того, как освоила простейшие арифметические действия.
Она уже читала французских классиков, когда ее ровесники разучивали простые детские песенки. Отец научил ее ценить и понимать красоту, а его душевные страдания сделали ее чувствительной и восприимчивой ко всему, что ее окружало.
Сейчас, глядя на внучку, старая графиня подумала, что в огромных черных глазах Йолы ее чувства отражаются столь явственно, что любой, заглянувший в них, сразу понял бы, о чем она думает.
— Что ты можешь знать о маркизе, если ты никогда не встречалась с ним? — спросила она Йолу.
— Я… я… кое-что слышала о нем, — ответила внучка.
— От кого же?
— От девушек в пансионе. Они рассказывали о нем, наверное, со слов своих родителей, причем так же часто, как и обсуждали личность императора.
Графиня недовольно поджала губы. Хотя она и жила на юге Франции, вдали от шумной столицы, ей было хорошо известно, что о любовных похождениях Луи-Наполеона судачит вся Франция и отзываются о нем крайне нелестно.
— Маркиз молод, — сказала она, помолчав, — и нет ничего удивительного в том, что он любит развлечения.
— Разумеется, бабушка, — согласилась с ней Йола. — Но я не думаю, что в нашем замке его парижские забавы будут встречены с одобрением.
— Откуда у тебя такая уверенность? — достаточно резко спросила старая графиня. — В детстве он был счастлив здесь. Твой дед был очень к нему расположен, да и я тоже. — Бабушка на минуту умолкла, а затем, словно заглянув в прошлое, медленно заговорила снова: — Он был очаровательным мальчиком, и его наставники высоко ценили его способности. Помню, как твой дед брал его с собой на верховые прогулки. По его словам, юный маркиз был бесстрашным наездником.
— Я готова признать, что он хороший наездник, — сказала Йола. — Но это вовсе не означает, бабушка, что он тот человек, за которого я хотела бы выйти замуж.
Графиня взмахнула рукой, блеснув перстнями, и, вздохнув, сказала:
— Мое милое дитя, это решение принимать не тебе.
— Неправда!
— Неправда? Это почему же? — Старая графиня явно опешила.
— Я сама выберу себе мужа! — заявила Йола.
— Но ведь это невозможно! — воскликнула бабушка. — Ни у одной приличной французской девушки нет такого выбора. Разумеется, если тебе покажется отвратительной внешность маркиза или ты ему не понравишься, можно извиниться и прекратить все переговоры, если они были начаты. В таком случае мы можем поискать тебе нового жениха.
— Мы? — удивленно переспросила Йола.
— Это лишь оборот речи, — улыбнулась графиня. — Поскольку твой отец оставил все в моих руках, я написала маркизу — Леониду, как я называла его когда-то, — и попросила его погостить у нас в следующем месяце.
— Вы уже написали ему? — удивилась Йола.
— Разумеется, я не сказала ничего конкретного и не давала никаких обещаний, — быстро ответила бабушка. — Но маркиз — светский человек. Он умеет читать между строк, и мне кажется, что он ждал моего письма.
— Почему вы так думаете?
— Я так поняла из слов твоего отца. А поскольку я, конечно, не подозревала о его скорой смерти, я не требовала от него подробностей. Мне просто было известно, что у него имелась договоренность с маркизом, что ты обручишься с ним, когда станешь старше.
— Я не верю, что папа потребовал бы от меня выйти замуж, не спросив моего мнения!
Голос Йолы звучал решительно. В нем послышались даже легкие нотки протеста, которые бабушка не могла не уловить.
— Я уверена, моя дорогая, что он обязательно обсудил бы с тобой столь деликатный вопрос. Я знаю, как много вы с ним значили друг для друга. Твой отец ни за что не допустил бы, чтобы ты была несчастна.
