Эдвард следовал за Клио, спускавшейся в долину по узкой тропинке. Ее тонкая фигурка, позолоченная солнечными лучами, легко пробиралась меж камней, юбка задевала кустики лаванды и золотарника. Ветер трепал темно-рыжие волосы, свободно падавшие на плечи.
Жгучее желание, испытываемое Эдвардом, стало нестерпимым, захлестнуло его словно волна. Клио была совсем рядом, она завладела его разумом, его душой. Он забыл все на свете, и это было опасно. Здесь, на Сицилии, ему нужно быть настороже.
Клио обернулась.
— Когда мы приехали на остров, я услышала множество историй, — сказала она.
— Волшебных, разумеется? Сицилия — земля редкого очарования.
— Это так. Я никогда ничего не любила сильнее. — Клио помолчала, потом показала на силуэты гор и море. — Вы знаете историю Эриче?
— Расскажите, — попросил Эдвард.
— Гора Эриче, охраняющая порт Трапани, принадлежала элимцам и была одним из самых священных мест во всем Средиземноморье. Ее история тянется в глубь веков, к моменту сотворения мира, когда титаны восстали против своего отца Урана. Крон кастрировал отца острым серпом и выбросил его… гм… органы в море у Трапани. И тогда, чтобы отметить место, где был сражен ее предок, Афродита, богиня любви, вышла из моря и сотворила гору Эриче, сделав ее своим домом.
— Там она соблазнила одного из аргонавтов — Бута и родила ему сына Эрикса…
— Который дал горе имя, — улыбнулась Клио. — Вы знаете эту историю.
— Меня всегда очень интересовала Афродита.
— Я слышала. Тогда вы должны знать, что скоро ее праздник, так говорит наша кухарка Роза. Она еще говорит, что раньше во время этого праздника со склонов горы выпускали белых голубей, но теперь эта традиция, кажется, умерла.
— Можно ли украсть оттуда золотые соты Дедала?
Клио рассмеялась:
— Не знаю. Это одна из загадок острова, которую мне еще предстоит разгадать.
— Ах да… загадки…
И самая главная из них стояла сейчас перед Эдвардом.
— Да. Но перед праздником Афродиты будет празднество в честь Деметры, куда более интересное, я полагаю. Мы должны вернуться на виллу к отцу. Он будет искать нас.
— Разумеется.
Они шли по узкой тропе, и Эдвард больше не держал Клио за руку, но всем существом ощущал невидимую связь между ними.
— Вы придете на театральный вечер леди Ривертон? — спросила Клио.
— Да. После моего приезда сюда она была первой, кто прислал мне приглашение. Я должен пойти или буду чувствовать себя одиноким.
Клио рассмеялась:
— Не представляю себе, чтобы вы, богатый и привлекательный герцог, когда-либо чувствовали себя одиноким. Скорее у вас избыток приглашений и большинство из них вы даже не замечаете.
— Вы считаете меня привлекательным? — спросил он.
Клио удивленно посмотрела на него:
— Вы сами знаете, что привлекательны.
— Ничего подобного. Моя мать обычно называла меня варваром или викингом.
— Правда? А моя мать говорила, что я амазонка и меня следовало бы назвать Ипполитой. Но после рождения Каллиопы мой отец решил окружить себя музами, и мать послушно родила ему много дочерей.
— Тогда, вероятно, нам следует поискать другое место, где наши воинственные наклонности найдут себе применение.
— Есть ли такое место?
Они повернули, и перед ними открылся вид на долину. Сэр Уолтер и его младшая дочь сидели под навесом, склонившись над грудой книг. Леди Рашворт присматривала за слугами, убиравшими грязную посуду.
— Я иногда думаю, что хотела бы путешествовать всю жизнь, узнавая, что там, за новый горизонтом. Но когда я переплываю моря и забираюсь на гору, всегда нахожу одно и то же. — Клио печально улыбнулась. — Кажется, я обречена ходить на приемы и пить чай.
Эдварду было знакомо это чувство. Ему никогда не удавалось сбежать от самого себя, как он ни старался и куда бы ни шел. Его жизнь, жизнь герцога, была заполнена приглашениями на приемы и прочими светскими обязательствами. А ведь все, чего он хотел, — это стоять рядом с Клио на продуваемой ветром башне.
Палаццо леди Ривертон сияло в темной сицилийской ночи как оранжевый китайский фонарик. Выходя из экипажа, Клио взглянула на окна дома, в которых, словно в театре теней, двигались силуэты людей. Они болтали и смеялись, поднимали бокалы с вином, придирчиво изучали подносы с лакомствами.
Дворецкий в ливрее открыл двери перед семейством Чейз, и они прошли во двор.
Здесь все так цивилизованно, подумала Клио, вступая в мир света и звука. Словно тысячи миль отделяли этот дом от средневековой башни, серые камни которой шептали о былых сражениях и древних богах.
Клио вдруг вспомнила слова Эдварда — появившись впервые у развалин ее сельского дома, он сказал что-то об опасности. Что ж, в этом доме единственная реальная опасность — если тебя поймает приятель леди Ривертон Рональд Фробишер, он способен заговорить до смерти. Клио предпочла бы проклятия и привидений.
Она посмотрела на свое отражение в огромном зеркале в позолоченной раме, висевшем на мраморной стене холла. Клио сменила свое коричневое рабочее платье на наряд из малахитово-зеленого шелка с кружевами на корсаже и рукавах. Волосы были расчесаны и перевязаны лентой из золотистого кружева. На руках, поверх перчаток, у нее красовалась пара античных микенских браслетов, когда-то принадлежавших матери. Шелк и кружево, золото — все это должно было сделать из Клио светскую даму.
В гостиную вошла Талия. Ее голубые глаза блестели, юбки бело-розового муслинового платья мягко шелестели при движении. В затянутых в перчатки руках она держала свиток с монологом Антигоны. Клио медленно следовала за сестрой.
Леди Ривертон стояла у камина, облаченная в алую парчу и затейливый тюрбан с перьями. Рядом с ней стоял Рональд Фробишер, ее «особый друг» — или комнатная собачонка, как иногда называла его Клио. Это был худощавый мужчина с красивыми карими глазами и темными волосами. Он утверждал, что ведет свое происхождение чуть ли не от самого воинственного Фрэнсиса Дрейка, но, казалось, цель его жизни состоит в том, чтобы быть мальчиком на посылках, прислуживать леди Ривертон и льстить ей.
Леди Ривертон и Фробишер весело болтали, приветствуя гостей, но вместе с тем хозяйка не спускала глаз с подносов с вином и закусками.
Гостей было много. Клио скользнула в угол у импровизированной сцены, уютно устроившись возле пары статуй, изображавших комедию и трагедию. Здесь были все англичане — Дарби и Эллиоты, молодые Маннинг-Смиты, а также представители аристократических сицилийских семей, не успевшие еще отбыть в Неаполь. Эти обычно держались особняком, не желая общаться с иностранцами.
