Роуленд рявкнул на возницу, велев ему остановиться, после чего сошел и проделал оставшийся путь пешком. Он легко сумел протиснуться сквозь толпу зевак и гостей, а также мимо двух статуй мраморных волкодавов, охраняющих главный вход. Роуленд занял место рядом со вдовствующей герцогиней, которая стояла среди свадебной свиты перед церковью.
— Я знала, что вы приедете, — прошептала маленькая леди, и ее морщинистое лицо украсила улыбка. Черные глаза-бусинки таили в себе много секретов. Из всех людей, которых он встречал вокруг своего единокровного брата, она была единственная, чьи мотивы он не мог разгадать.
— Да, я хорошо откликаюсь на деньги, — растягивая слова, проговорил он.
— Фи, те гинеи были всего лишь за карету, и вы хорошо это знаете. Вы вовсе не были обязаны показываться здесь. Не пытайтесь одурачить меня, молодой человек.
Он воззрился на нее. Никто никогда не называл его молодым человеком. Она поистине была старой пустомелей, которая ставит в тупик.
— Могу я представить вас другу нашей семьи, мистер Мэннинг? — Не ожидая ответа, она продолжила: — Сэр, это мой самый дорогой друг в целом свете, мистер Джон Браун, недавно из Шотландии. Нет, я не говорю, что вы опоздали, Джон. Это графиня Хоум… Проклятие. — Эйта споткнулась и остановилась.
Браун покачал головой и вздохнул.
Кажется, герцогиня не могла придержать язык.
— Ну, если вы предпочли остановиться в Хелстон-Хаусе, а не красоваться среди показушных гостей графини Хоум…
— Сегодня я здесь, Эйта, — сдержанным тоном перебил ее мистер Браун.
Роуленд вздохнул. Эта утомительная драма когда-нибудь закончится?
— У нас нет времени, Джон, — с нарастающим раздражением зашептала герцогиня. — Ах, я сейчас смазала предоставление. Вы позволите представить вам мистера Мэннинга?
У приземистого немолодого человека были густые неухоженные брови, но из-под них поблескивали глаза, в которых сквозил незаурядный ум. Браун слегка поклонился, и Роуленд ответил тем же. Последний раз Роуленд видел этого старого козла ночью, когда Майкл, Хелстон, Эллсмир и мистер Браун ворвались в его кабинет в поисках взятки графини Шеффилд.
Эйта приподняла подбородок.
— Вы должны стать найлучшими друзьями. Я настаиваю на этом.
У мистера Брауна хватило здравого смысла не открывать рта. И только его кустистые брови выразили то, что ему хотелось сказать.
Роуленд не был столь же сдержанным.
— Я восхищен, — произнес он, растягивая слова.
— Как и я, — пробормотал старый шотландец, продемонстрировав в глазах фальшивую радость и затаив в сердце смертельный холод.
Эйта потянула Роуленда за рукав плаща, вынудив наклониться к ней, и зашептала мистеру Брауну:
— Мистер Мэннинг здесь для того, чтобы спасти Элизабет, если наш блестящий план вдруг потерпит неудачу.
— Прискорбно, что возраст затмил вам разум, мэм, — мрачно произнес Роуленд. — Я приехал сюда потому, что получил приглашение от вас. — Он задал себе вопрос, есть ли способ заставить эту старую каргу помолчать.
— Как я уже сказала, Джон, мистер Мэннинг здесь для того, чтобы обеспечить ее безопасность. Нельзя сказать, что я опасаюсь, будто мой план может провалиться. У меня ведь огромный опыт по организации тайных миссий, связанных с похищением… — Лицо герцогини побледнело. — О Господи…
— В чем дело? — мгновенно встревожился мистер Браун.
— О Господи, о Господи! Это Сара, — в отчаянии прошептала она.
Роуленд невольно повернул голову и обнаружил женщину, которая во время прошлой свадьбы стояла рядом с Элизабет. Ее лицо было бледным, она смотрела в пол и направлялась к ним, опираясь на руку какого-то влиятельного джентльмена.
Роуленд закрыл обзор герцогине. Старуха не имела ни малейшего представления, как поступить при этих обстоятельствах.
— Джон, что-то пошло не так. Сара не должна была покидать карету Бофора. Она должна была ждать… — Она застонала.
— Тихо! — громким шепотом перебил ее Роуленд.
Мистер Браун сверкнул на него очами.
— Джон, сделайте что-нибудь, — попросила она. — Сейчас случится что-то ужасное. Я это чувствую.
— С ней лорд Уаймит, — успокоил ее Браун. — Погодите, Эйта. Он ведет ее к одной из закрытых лож.
Роуленд бросил взгляд вдоль прохода и увидел напряженные лица Хелстона и Эллсмира, которые стояли позади жениха. Их жены сидели на скамьях, и одна из них была, очевидно, беременна.
Внезапно заиграла органная музыка, и все огромное пространство церкви наполнилось звуками.
Используя свой талант оставаться в тени, Роуленд окинул взглядом церковь в поисках возможного выхода. И тут увидел ее.
Парик слегка сполз набок — совсем чуть-чуть, но подбородок Элизабет Ашбертон был приподнят и она вела переговоры с собравшимися уверенно, как герцогиня. И только его лакей, округлившиеся глаза которого вращались вокруг орбит, мог их выдать.
Роуленд медленно наклонился к вдовствующей герцогине.
— Должен сообщить, что ваши наихудшие опасения оправдались, мадам, — проворковал он. — А что касается вашей мечты о героическом спасении… Она тоже рассыплется.
— Трус, — с широкой фальшивой улыбкой тихо сказал мистер Браун.
Глаза герцогини гневно сверкнули. Она вдруг поставила трость на ступню Роуленда.
— Не разочаруйте меня, молодой человек.
В последующем Роуленд обвинял во всем своего болвана лакея, который бросил взгляд на единственного человека в церкви, которого он знал, на Роуленда, и совершил ошибку, подведя к нему Элизабет. Элизабет встала как статуя, выражение ее лица было решительное.
И дальше весь этот спектакль стал разворачиваться, словно какая-нибудь черная комедия в «Друри-Лейн».
Возле больших дверей появилась невеста с каштановыми волосами, вся утопающая в кружевах. Все девицы одновременно ахнули от восторга, словно увидели явление чуда. А может, они ахнули при виде его злосчастного единокровного брата Майкла, который предлагал руку невесте.
Когда мисс Виктория Гиван приблизилась к герцогу-жениху, под сводами церкви прозвучали заключительные аккорды музыки. Архиепископ, руководивший царственной свадьбой, начал церемонию, и его зычный голос мало-помалу заворожил элегантную толпу.
Спустя несколько мгновений королевское окружение, а также дюжина солдат и офицеров заполонили часть церкви.
Роуленд снова осмелился метнуть взгляд на Элизабет и нашел, что ее профиль очень красив. Никогда еще Мэннинг не видел женского лица, которое в такой степени выражало бы смирение и одновременно непоколебимое мужество. Оно полностью исключало мысль о жалости, более того, говорило о непреклонной стойкости. Слегка повернувшись, она заметила его.
