Роберта почувствовала, как горячая краска прилила к щекам. Его чувственный доверительный шепот вызвал у нее трепет. Девушка и не подозревала, что можно испытывать такие ощущения.
– Господи, он такой же красавчик, как и отец, – сказала миссис Джеквес, появившись у стола с тушеной говядиной и элем. – Подцепи его, если сможешь, Робби; с ним ты не замерзнешь в долгие зимние ночи.
Смущенной такими речами Роберте хотелось спрятаться под столом. Ошеломленное выражение лица и пунцовый румянец показывали, что она чувствует сейчас, и оба собеседника девушки усмехнулись, видя ее явное замешательство.
– Ты приехала с ним сюда посмотреть королевский зверинец? – спросила Рэнди.
Роберта в ответ только покачала головой, не в силах от смущения поднять глаза.
– Ужасное зрелище, – сказала Рэнди, подмигнув Гордону. – Львы у них так рычат, что мне хочется убежать и спрятаться кому-нибудь под крылышко. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.
Как только хозяйка вернулась к своим обязанностям, Роберта принялась за еду. Но едва она потянулась за хлебом, как маркиз вдруг выбросил руку над столом и схватил ее за левое запястье. Роб оцепенела, жалея, что сняла перчатки. Она пугалась при мысли, что кто-то посторонний увидит ее дьявольское пятно.
– А ты все еще носишь мое обручальное колечко, – сказал Гордон, разглядывая кольцо на ее мизинце. И, приложившись поцелуем к ее родинке, прошептал: – «Ты, и никто другой».
Роберта вся похолодела при этих словах. Маркиз помнил надпись на кольце. Это не предвещало ничего хорошего для ее будущего с Генри Талботом.
– Нам надо обсудить один важный вопрос, – сказала она с нервной улыбкой, высвобождая руку и пряча ее в коленях.
– Не надо никаких обсуждений, ангел. Давай лучше поедим.
Роберта заколебалась. Она понимала, что своим отказом причинит боль маркизу, и не хотела заставлять его страдать. С другой стороны, сама она никогда не будет счастливой, живя вместе с ним в Хайленде – это ведь ясно как день. Приходилось выбирать: либо ему чуточку пострадать сейчас, либо ей бесконечно страдать всю жизнь.
– Генри Талбот… маркиз Ладлоу… и я любим друг друга, – выпалила Роберта. – И мы хотим пожениться.
– Этот английский маркиз тебе не пара, – сказал Гордон, его голос и выражение лица сделались холоднее, чем хайлендская стужа. – Ты уже получила себе мужа.
– Почему ты упрямишься? – вскричала Роберта, настроенная решительно, несмотря на его грозный вид. – В Шотландии наверняка полно женщин, которые были бы счастливы выйти за тебя.
– Больше, чем ты думаешь. Но ты моя, богом данная мне жена, и я хочу именно тебя, – сказал Гордон. – А что, у этого Талбота в обычае ухаживать за чужими женами?
Роб, стараясь не встречаться с ним взглядом, уставилась на свои руки, которые сцепила на коленях. Потом посмотрела на свой рубин, но цвет его оставался все таким же удивительно спокойным и ровным.
– А кто именно из этих хлыщей на вчерашнем балу был Генри Талбот? – спросил Гордон пренебрежительным тоном.
– Генри сейчас в Хэмптон-Корте, – ответила Роберта, призывая на помощь всю свою храбрость, чтобы встретиться с ним взглядом. – Можем мы разумно поговорить об этом?
– Если бы я не был разумным, ангел мой, я бы тотчас разделался с этим подлым англичанином. – Губы его растянулись в некое подобие улыбки. – Да и с тобой тоже – за такие дела.
Роберта нервно проглотила комок в горле и потупила взор. Хотя внешне ее лицо казалось спокойным, в мыслях она вся кипела от злости.
Еще чего! Какого черта этот неотесанный тип явился сюда, в Англию, чтобы угрожать здесь ей. Да как он осмелился?..
Гордон с грохотом поднялся со стула и бросил на стол несколько монет.
– Я достаточно покатался сегодня. Поехали домой.
В угрюмом молчании возвращались они той же дорогой по полным людей улицам Лондона. Профиль маркиза казался высеченным из камня и так пугал своей мрачностью Роберту, что она не осмеливалась заговорить. Она не доставит ему удовольствия, он не услышит, как голос ее дрожит, точно у малодушной девчонки.
И все же ей хотелось дать маркизу понять, что в ее отказе нет ничего личного, что дело здесь, в общем-то, даже не в нем. Ее собственные родственники сделали так, что она чувствовала себя отверженной на родине. Не могла она спокойно жить в Хайленде, счастлива она будет только здесь, в Англии. Но как сказать ему об этом, не обижая его и не унижаясь самой? Ей его жалость не нужна.
Солнце уже клонилось к закату, и тени удлинились. Возле Чэринг-Кросса Гордон с Робертой свернули налево и поскакали по Стрэнду, самому аристократическому кварталу Лондона, мимо роскошных особняков, где жила английская знать.
Доехав до поворота, который вел к особняку Деверо, Роберта искоса бросила на маркиза взгляд, полный сожаления. Горькое отчуждение было спутником всей ее жизни, оно преследовало ее уже целых восемнадцать лет из-за суеверного страха и подозрений, которые ее «дьявольский цветок» вызывал в других. Сейчас она понимала, что, причиняя боль другим, и саму себя обрекаешь на угрызения совести. Сожалея о своей выходке, она решила поговорить с Гордоном еще раз, но уже более мягко.
Когда они въехали во двор дядиного дома, два грума бросились им навстречу, чтобы взять их лошадей. Гордон спешился и бросил поводья одному из них. Потом повернулся и, ни слова не говоря, снял ее с седла.
– Мне искренне жаль, что я оскорбила твой чувства или, может быть, задела тебя, – извинилась Роберта, решившая загладить свою вину.
Гордон посмотрел на нее долгим взглядом, и странное волнение сверкнуло в его серых глазах.
– Только мужчина, который любит тебя, мог бы переживать, услышав то, что ты ему объявила, – сказал он. – Но настоящая любовь, если таковая вообще существует, требует времени. А я еще почти не знаю тебя, милая.
– Тогда почему же ты сердишься? – спросила Роберта, странно недовольная тем, что совершенно ему безразлична.
– Ты моя жена, – ответил Гордон. – И никто не имеет права брать то, что мне принадлежит.
– Я принадлежу самой себе.
– Ты произнесла свою клятву перед богом и людьми, дорогая. И значит, не должна была водить за нос этого английского маркиза. Это нечестно.
Роберта открыла было рот, чтобы возразить, но он прижал палец к ее губам жестом, требующим молчания. Она уставилась на него, загипнотизированная силой его сурового взгляда, и забыла об эффекте, который ее собственный обезоруживающий взгляд производил в этот момент на него.
– Извини, что напугал тебя, – проговорил Гордон так тихо, что это прозвучало почти шепотом.
Роберта гордо выпрямилась, неспособная даже сейчас смирить свой гордый нрав.
