Ознакомительная версия.
— Когда вы хотите, чтобы я отправился в путь? — спросил Рован.
— После следующей воскресной службы, — серьезно ответила королева.
Это решение ошеломило Гвинет.
Она не могла поверить, что Мария отсылает ее прочь. Конечно, у королевы есть придворные дамы, есть четыре Марии, но Гвинет считала, что королева нуждается и ее дружбе, а значит, в ней самой. К тому же они так недавно приехали сюда. Она явно нужна Марии, поскольку хорошо знает Шотландию.
Гвинет поделилась своими мыслями с королевой. Понимая, что позволяет себе слишком много, она все же промолвила:
— Я не могу покинуть вас сейчас. Я нужна вам здесь.
Мария только улыбнулась в ответ:
— Гвинет, не надо об этом. Разве ты не веришь в меня? Да, я давно не была здесь, но очень много читала. И кроме того, у меня есть брат Джеймс, который дает мне советы во всех делах. Я собираюсь идти вперед очень медленно и осторожно. Скоро я отправлюсь в поездку по стране, побываю во многих городах, чтобы встретиться с большим числом моих подданных. Гвинет, я не отсылаю тебя прочь, я отдаю в твои руки самое большое желание моего сердца.
Слова королевы потрясли Гвинет, и она должна была подчиниться.
Елизавета была на десять лет старше Марии и взошла на трон в возрасте двадцати пяти лет. До своего воцарения она на протяжении многих лет видела мятежи, сражения и смерть. И однажды даже сама попала в тюрьму — правда, условия там были достойные королевской особы, но все же эта была тюрьма. А случилось это потому, что ее старшая сводная сестра Мария Тюдор боялась восстания протестантов. Впоследствии Мария умерла естественной смертью, и Елизавета на законном основании взошла на престол. Она не отличалась ни молодостью, ни наивностью, наоборот, считалась сильной и рассудительной правительницей. А Мария Шотландская по-прежнему в глубине души верила, что достаточно пожелать чего-то, и это непременно сбудется.
— Боюсь, вы ставите передо мной задачу, для выполнения которой я не подхожу, — попыталась все же возразить Гвинет.
— Я прошу тебя о том, о чем не могу попросить никого другого. Это займет не очень много времени, Гвинет. Несколько недель в горном краю, еще несколько недель пути на юг, месяц или около того в Лондоне, а потом ты вернешься. Ты идеально подходишь для выполнения этой миссии. Я не жду от Елизаветы официального ответа, а только хочу заложить основы для будущего — остальное сделают министры и послы.
— А если я подведу вас?
— Ты не подведешь, — ответила Мария, и на этом разговор был закончен.
Они должны были уехать в воскресенье после церковной службы.
Мария уже сообщила лорду Ровану о своем намерении, и Гвинет была уверена, что это известие его крайне огорчило. Он, разумеется, не будет рад поручению отвечать за ее безопасность. А ее твердое решение присутствовать на двух церковных службах одновременно — католической мессе и своей протестантской — должно было если не рассердить, то по меньшей мере раздражить его, потому что в результате они поедут позже, чем он рассчитывал.
Однако ее планы были нарушены в самом начале.
Гвинет была достаточно умна, чтобы не идти в большую церковь Эдинбурга, где проповедовал пламенный Джон Нокс, и поэтому вместе с несколькими протестантами из свиты Марии отправилась верхом в маленькую и очень простую часовню, находившуюся всего в нескольких милях к юго-западу от города.
Священника, служившего в этой часовне, звали Дональд Донехью. Его голос звучал мягко и ласково. Но как только он начал проповедь, Гвинет сразу поняла, что ее ждут неприятности. Он был из тех, кого четыре Марии, смеясь, называли «стукалы».
Речь Дональда Донехью была пропитана ненавистью к папистам, он назвал их пятном на теле страны. Ударяя кулаком по кафедре, священник смотрел прямо на Гвинет, а потом, указывая на нее, заявил:
— Те, кто чтут ложных идолов, хулят Бога! Их жизнь — кощунство, они — проклятие нашей страны! Эти люди подобны ведьмам, которые в темноте призывают беду, и сеют смерть!
Гвинет была так потрясена, что сначала сидела молча. Но когда эхо его слов разнеслось по всей часовне, она встала со своего места, кипя от гнева.
Девушка тоже простерла руку в сторону священника. Не ум работал с бешеной скоростью. Она хотела осторожно выбирать слова, но это было уже невозможно: ей казалось, она вся горит внутри.
— Те, кто верит, что Бог их друг и что Он друг только им; те, кто считает, что Он шепчет только им на ухо, что хорошо, а что плохо, — вот кто пятно на теле нашей страны! Никто из нас не знает наверняка, каковы намерения Господа. Те, кто осуждает других людей, но не видит собственных ошибок, — вот кто опасен и злобен. Если Бог, благословляя страну, ставит во главе ее человека, который ясно понимает, что никто не узнает Бога, пока не будет призван к Нему, и хочет позволить своим подданным считать добром то, что признают добром они сами, жители такой страны должны поклониться этому правителю или правительнице в знак благодарности. Наша королева так мудра и добра, что не желает проливать кровь, но боюсь, что иногда об этом хочется пожалеть.
Закончив говорить, Гвинет еще какое-то время не мигая смотрела на проповедника, затем повернулась к нему спиной и стала пробираться к выходу, в спешке задевая соседей по скамье.
Все молчали, пораженные ее дерзостью. Она остро чувствовала эту звенящую тишину, когда со всем достоинством, на которое была способна, шла между рядами.
Перед самой дверью она снова услышала яростный удар кулака по кафедре и голос священника — и похолодела.
— Сатанинская ведьма! — проревел он.
Она повернулась и невозмутимо ответила:
— Я очень сожалею, что вы так думаете, ваше преподобие. У меня возникло впечатление, что вы сами слуга Сатаны.
В ее голосе было больше спокойствия, чем она чувствовала на самом деле.
— Прекратите сейчас же!
Гвинет с изумлением увидела, как лорд Рован поднимается со своего места. Он строго взглянул на священника, затем на нее и произнес:
— В этом доме Бога ни одна партия не должна из чувства мести обвинять другую. Преподобный отец Донехью, обращайтесь к нашим душам, но не используйте церковную кафедру для ваших личных нападок или для того, чтобы возбуждать недовольство властью. Леди Гвинет…
— Он нападал на королеву! — гневно крикнула она.
— И больше не сделает этого, — заявил Рован. Затем он снова повернулся к священнику и сказал: — Королева проявляет к чужим верованиям только терпимость и поощряет деятельность шотландской церкви. Она просила, чтобы ей не мешали хранить верность религии, которую она знала с детства. Она никогда не будет говорить другим, что они должны чувствовать и во что верить в своих сердцах. Будем уважать ее мнение и ее постоянство и станем беспокоиться о собственных душах.
Ознакомительная версия.
