– Ладно, хватит, Глори, я думала, что ты уже закончила с ними и что мы сможем пойти в вагон-ресторан. Я так голодна, что живот подвело.
– Твой живот подводит, когда он набит до отказа, а не когда он пуст. Ты должна думать о том, как бы не раздуться после того, как наелась клубники со сливками, овсянки и яичницы с беконом…
С того места, где стоял Данте, донесся какой-то громкий звук, похожий на урчание в животе. Глори бросила на него быстрый взгляд, и ей показалось, что он покраснел.
– Звучит так, словно он так же голоден, как и я, – заметила Мод.
– Вы тоже умираете с голоду? – Глори получила некоторое удовлетворение от проявления человеческой слабости Данте.
– Хотя мне все равно здесь не поверят, но я-то точно знаю, что не ел лет триста, – справившись со смущением, сказал молодой человек.
Глори вдруг показалось, что все его чисто мужское упрямство вызывалось одной простой причиной – он был голоден как волк. Горящие огнем ладони женщины неожиданно подсказали ей неплохую идею. В конце концов, должен же быть какой-нибудь способ решить все вопросы разом.
– Завтрак стоит десять центов. Если вы не можете позволить себе его оплатить, я сделаю это при условии, что вы сегодня займетесь лошадьми. – Это было сказано самым невозмутимым тоном.
Губы Данте поджались, что говорило о его несогласии. Она же была слишком голодна, чтобы вникать в очередные доводы, и чувствовала себя так скверно, что могла разрыдаться, если бы он снова отклонил ее предложение. И заикнись он хотя бы еще раз про это злополучное зеркало, она хватила бы его вилами по голове и оставила подыхать на месте.
– Оладьи с колбасой, мед и печенье… ммм… – пропела Мод.
– Ну? – поторопила Глори.
Данте прижал руку к животу и кивнул Глори в знак согласия, что, как она поняла, стоило ему больших усилий. Как ни странно, она сама чувствовала себя довольно смущенной и пристыженной, будто добилась его согласия запрещенным способом.
– Мы принесем ему завтрак сюда, – решила Мод. Увидев, что Глори и Данте были готовы этому воспротивиться, она окинула их сердитым взглядом: – Ему решительно невозможно показываться в вагоне-ресторане в своем костюме.
Данте вздохнул и скрестил на груди руки с таким видом, как будто боялся, что они силой разденут его догола.
– Боюсь, что она права, – заметила Глори. Ее коллеги одевались во все самое лучшее, отправляясь в вагон-ресторан, чтобы насладиться превосходной едой, подаваемой в поездах компаний «Атлантик» и «Пэси-фик рейлроуд». А стюард вагона-ресторана, вероятно, просто не впустил бы их, увидев Данте в чулках и панталонах с пуфами. Глори была абсолютно уверена: Данте не хотел, чтобы его выставили из вагона-ресторана под насмешки десятков пассажиров, указывающих на него пальцем.
– У тебя есть запасные рубашка и бриджи? – спросила Мод.
– Ди забрал у меня все, проделывая надо мной свои дьявольские опыты, кроме того, что на мне. Я думал, что играю с ним в безобидную игру, но его нарочито неуклюжие действия были всего лишь хитростью, и я, к сожалению, недооценил его коварство.
– Это должно научить тебя не рисковать, – заметила Мод, прежде чем Глори успела осознать смысл его слов.
– Вот именно, – смущенно кивнул Данте. Настроение Глори поднялось, как ни странно, когда она поняла, что этот парень совсем не лунатик, а игрок, продувшийся в пух и прах. Правда, это тоже ничего хорошего не предвещало.
– О, это все объясняет. Ты просто увяз в одной из тех игр с крупными ставками, о которых мне доводилось слышать, – сказала она.
– Ставки оказались более высокими, чем я сначала думал, это верно, – снова кивнул Данте.
– Подумать только – отобрать у тебя одежду и выпроводить в металлическом жилете, с перевернутым желудем на голове!.. – Мод ухитрилась придать своему голосу интонацию восхищения. – То-то, наверное, напились ваши приятели!
– Мужчины всегда напиваются, – с энтузиазмом принялась объяснять Глори. – Особенно за игрой.
Ну конечно, все это ему померещилось, потому что незнакомец явно перебрал. Это как нельзя лучше объясняло всю странность его поведения. Как она раньше-то не догадалась!
– Если вы действительно как следует нагрузились, может пройти несколько дней, пока действие виски не прекратится. Поэтому-то у вас такая неразбериха в голове. И, могу спорить, именно поэтому вы говорите всякие странности и делаете некоторые… гм… оскорбительные замечания.
– Разрази меня Бог, если я теперь возьму в руки хоть одну кружку крепкого эля! – пробормотал Данте, подтверждая ее догадку. Глори знала, что пьяницы опохмеляются, чтобы прийти в себя после бурного возлияния.
Глори, не скрывая этого, изучала Данте. Пьяницы, которых она знала, обычно смотрели налитыми кровью глазами, они пошатывались на ходу, и от них всегда исходил такой запах перегара, какой вырывается из открытой двери какого-нибудь салуна. Но накануне она почти касалась Данте, когда вытаскивала из стены свои кинжалы, и не ощущала ничего, кроме его чистого дыхания. И вчера его кожа дышала отличным здоровьем, а движения были энергичными и точными. Возможно, он просто переносил виски лучше, чем большинство людей, в силу своего недюжинного здоровья, ведь повальное пьянство, да еще с азартной игрой, казалось единственно правильным объяснением его поведения. Подумать только – сидеть на крыше вагона и толковать в бреду о пастухах, захватывающих Англию!
– Пойдем, дорогая, тебе нужно умыться, иначе нас не пустят в вагон-ресторан.
Мод потянула Глори за рукав, заставив ее вспомнить, как она перепачкалась в стойлах. Красавица возненавидела эту конюшню за несколько последних дней, и даже любовь к лошадям не могла задержать ее там на лишнюю минуту.
Данте нагнулся, чтобы подобрать брошенные ею вилы. От этого движения полы его рубашки широко распахнулись, и она увидела рядом с собой подтянутый, скульптурный торс, который они до того скрывали от ее глаз. Он повернулся к лошадям. Она заметила, как его локоны скользнули по спине, и вопреки всему залюбовалась широченными плечами и спиной. Близзар ткнулся мордой в грудь Данте – ласковый толчок, от которого она отлетела бы по крайней мере на несколько шагов. Данте же не сдвинулся ни на дюйм.
– Глори! – снова потянула ее Мод. – Я умираю с голоду.
«Я тоже», – подумала Глори, удивляясь своему внезапному желанию остаться в этом ненавистном лошадином вагоне, вместо того чтобы вырваться из него как можно скорее.
Интерлюдия
Лондонский Тауэр, 1555 год
Арестанта Джона Ди разбудил звук крадущихся шагов за дверью его камеры.
А может быть, он проснулся от беспорядочных ударов сердца, подстегнутого этим звуком. Глянув в крошечное оконце, он понял, что еще стояла глубокая ночь. Лунато пряталась за облаками, то скудно освещала сырую камеру, и он не мог увидеть неожиданного посетителя, шагнувшего к нему через отворившуюся со скрипом дверь, которую тут же кто-то захлопнул, не запирая замок.
