Айка подошла к нему ближе и положила руку ему на плечо.
— Я скучала по тебе, муж мой. Уж и не знала, как просить у тебя прощения, — она опустила глаза, чтобы не выдать своего возмущения тем, что ей приходится так униженно молить его о прощении. Но Абула было не так-то легко провести. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы поверить в то, что не отчаяние заставило ее прибегнуть к этому маневру.
— Давай не будем больше об этом говорить. У тебя есть ко мне еще какое-нибудь дело?
Айка заскрежетала зубами. Она понимала, что не достигла ничего, кроме поверхностного улучшения их отношений, но если он простил ее, то что же является причиной его теперешнего недовольства.
— Нет, — тихо сказала она, — я пришла только, чтобы уладить наши отношения. Благодарю тебя, муж мой, за твое великодушие и всепрощение. Не буду больше задерживать тебя. — И она скользнула к двери, затем остановилась. — Ты не хочешь, чтобы я как-нибудь позаботилась о женщине, которую ты привез во дворец вчера вечером? Она будет размещена в гареме?
Абул позволил себе слегка улыбнуться. Так вот зачем она все это затеяла. Ну что ж, это неудивительно. Айка держала себя в курсе дел Альгамбры и, вероятно в данном случае, просто умирала от любопытства.
— Ты такая заботливая и предусмотрительная, Айка, — сказал он серьезно, — но тебе нет никакой нужды тревожиться об этой женщине. Она испанка и в женских покоях ей будет не по себе.
Айка подождала еще немного, надеясь на то, что он скажет что-то еще, но так как он молчал, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть разочарование.
— Как пожелаешь, господин мой. Если понадобится, только скажи, и я устрою все наилучшим образом.
— Да, конечно, — торжественно ответил он, сознавая, что она раздосадована донельзя. — Благодарю тебя.
Айка удалилась, предварительно закрыв лицо.
По ее поведению нельзя было определить, какой сумбур был у нее в голове. Она не добилась ровным счетом ничего, только напрасно унизилась. У нее было такое чувство, что она так и не сумела снова впасть в милость к мужу, и не получила никаких сведений о загадочной гостье. Кругом были одни загадки — зачем вообще понадобилось Абулу посылать за Фатимой после ночи, проведенной с новой женщиной? Но, может быть, теперь Нафиссе уже удалось добыть кое-какие сведения. По крайней мере, от Фатимы она может узнать степень нужды Абула.
Абул вышел на галерею. В клетке, свисающей с колоннады, заливалась трелями парочка певчих птичек. Он просвистел им что-то и они уставились на него бусинками своих глаз. Улыбка играла на губах Абула. Айка была видна ему насквозь. Интересно, знает ли она о визите Фатимы? Вероятно, знает. Теперь, наверное, весь гарем уже бурлит.
Улыбка его потухла. Ему придется сделать что-то, чтобы показать, что его жена по-прежнему у него в милости — даже если для этого придется разок-другой позвать ее к себе в постель в ближайшие дни. Это он должен позаботиться о том, чтобы во дворце царили мир и гармония, а подрыв авторитета Айки среди женщин не будет этому способствовать. Охваченный внезапным нетерпением, он вернулся в свои покои. Чем скорее он покончит с делами, тем скорее сможет перейти к осаде непреклонной крепости, предоставив тем самым своим женам думать, что им заблагорассудится. Несомненно, все это несколько оживит пресноватую жизнь гарема. И он позвонил в колокольчик, призывая своего визиря.
Утро было уже в разгаре, когда Юсуф постучал в дверь башни Сариты. Кадига открыла ее.
— Я пришел, чтобы проводить женщину в бани, — заявил он, — она должна прийти туда немедля.
Вернувшись с прогулки, Сарита занималась изучением своего нового гардероба. Зулема и Кадига сказали ей, что калиф лично приказал, чтобы ее снабдили дорогой парчовой одеждой, и с энтузиазмом принялись за ее осмотр. Для Сариты же все это было просто игрой. У нее были простые рабочие платья, в которых можно было лазать по скалам и ходить по проселочным дорогам. Одежда же, которую прислал калиф, насколько Сарита могла заметить, практически не имела ценности: она была из тончайшего шелка, богато расшита, а от мерцания драгоценных каменьев, щедро разбросанных по ее поверхности, у нее захватило бы дух, если бы она всерьез восприняла эту одежду.
Конечно, она была создана для томных блужданий по стране грез. Но этим нарядам было свойственно еще одно, беспокоившее Сариту качество — примеряя их, она увидела, как тесно облегает ткань ее налитую грудь и округлые бедра, как материал, хотя и далеко не прозрачный, оставляет впечатление наличия под собой голой плоти. Сарита решила, что в этих одеждах было нечто более чем нескромное; до нее дошло, что они были задуманы исключительно для того, чтобы доставить мужчине удовольствие.
Она все же настояла на том, чтобы ее оранжевое платье было выстирано, так что теперь оно сушилось около окна. Когда оно высохнет, Сарита сможет покинуть это место.
Сначала она не обратила внимания на приход Юсуфа, так как все равно не могла понять ни слова, однако проигнорировать перевод Кадиги она, увы, не могла.
— Он пришел, чтобы отвести вас в бани к господину Абулу.
Сарита выбрала абрикос и лениво надкусила его.
— Я останусь здесь, Кадига. Скажи Юсуфу, чтобы он передал калифу, что я не имею никакого желания прислуживать ему ни в банях, ни где-либо еще.
Зулема охнула, а Кадига медленно подошла к ней. Черты ее лица заострились.
— Вы сами не знаете, что говорите, Сарита.
— О, я знаю, — Сарита выплюнула в ладонь абрикосовую косточку и бросила ее на пол. — Если я нужна господину Абулу, пусть он сам за мной придет.
— Но мы не можем сказать это Юсуфу.
Юсуф повернулся, что-то резко проговорив, видимо, он ожидал, что Сарита, как послушный щенок, последует за ним. Она взяла другой абрикос. Кадига быстро что-то сказала. Сарита понятия не имела о том, что она сказала ему, но речь ее произвела на Юсуфа ошеломляющий эффект. Лицо его потемнело и он отступил во дворик, грубо прервав Кадигу.
— Он говорит, что вы должны пойти с ним, сказала Кадига, беспомощно пожав плечами. — Я объяснила ему, что вы плохо себя чувствуете, но он настаивает.
— Тогда скажи ему правду, — сказала Сарита, — скажи ему, что я не желаю идти с ним.
— Вы с ума сошли, — прошептала Кадига, но в глазах ее появился оттенок восхищения. — Почему вы не желаете идти с ним?
— Потому что я не собственность вашего господина Абула и не обязана ему повиноваться.
Я пленница, которую держат здесь против ее воли.
Зулема подошла к Юсуфу, пряча лицо. Она поспешно заговорила с ним, голос ее был сладким и умоляющим. Юсуф уставился на испанку, спокойно поглощающую абрикосы с открытым лицом, как если б его здесь не было. Он был в растерянности. Господин Абул велел ему привести женщину в бани, а не принести ее силой. Если бы калиф велел ему это, Юсуф, не колеблясь, подхватил бы и понес эту упирающуюся особу. Но такого приказа ему не отдавали, а он знал, что женщина эта оказала на его господина магическое действие. Он и сам не знал, почему. С точки зрения Юсуфа она была слишком хрупкой и непокорной, для того чтобы быть привлекательной, несмотря на рыжие кудри и подвижные зеленые глаза. Но в его обязанности не входило подвергать сомнению фантазии и желания калифа.
