— Вот вы, например, видели когда-нибудь индейцев?
— Доводилось, — осторожно ответил Бен. — И даже больше, чем хотелось бы.
Что правда, то правда. Пока индейцы вели себя тихо, он придерживался мнения, что полиция должна вести себя с ними по принципу: живи и жить давай другим.
— А они правда снимают с людей скальпы? — поинтересовалась Барбара, жеманно складывая сердечком губы.
Бен обернулся, чтобы посмотреть, разделяет ли Элизабет кровожадное любопытство своей золовки, но не смог ничего прочитать ни в ее глазах, ни на ее невозмутимом лице. Да, она прислушивалась к разговору — и не более того.
— А что такое скальп? — разорвал тишину звонкий голосок Сары Энн.
— Это то, что находится у человека на голове, Ягодка, — пояснил Бен.
— А я думала, что у нас на голове волосы.
— Правильно, — сказал Бен. — А то, что под ними — это и есть скальп.
Сара Энн задумалась, а Бен залюбовался ею. Ему всегда безумно нравилось наблюдать, как размышляет эта кроха.
В столовой неслышно появилась все та же молодая служанка. Она убрала со стола супницу и принесла новое блюдо.
— Что это? — удивленно спросила Сара Энн, уставившись в свою тарелку.
— Лосось, — объяснила ей Элизабет. — Любишь эту рыбу?
— Н-не знаю, — осторожно протянула Сара Энн. — Но Калли учила меня, что нужно съедать все, что тебе положено в тарелку. Хорошие девочки всегда оставляют свою тарелку чистой, — заявила она так, словно речь шла о мировом законе.
Затем понизила голос и добавила:
— Сказать по правде, я уже не очень голодна.
— Калли. А кто это? — спросила Элизабет.
— Калли присматривала за мной, — ответила девочка. — А теперь я ее больше не увижу.
В голосе Сары Энн было столько тоски, что сердце Бена не выдержало. Он откинулся на спинку стула, обхватил девочку и пересадил к себе на колени. Ему было глубоко наплевать, что по этому поводу подумают остальные.
— Не ешь, если не хочется или если ты устала. — И только тут Бен понял, что не заметил главного. Сара Энн отказывалась от еды не потому, что была сыта, а потому, что была испугана. Ему бы давно догадаться, а он… Когда только он научится разбираться в детских желаниях и чувствах!
— Я не устала, — сказала Сара Энн.
— А я все же думаю, что нам с тобой пора, — ответил Бен. — У тебя был трудный день.
— Горничная может отвести ее в спальню, — с ноткой недоумения сказала Барбара.
— Боюсь, у меня тоже был не самый легкий день, — ответил Бен. Он смерил Хью тяжелым взглядом и добавил с усмешкой:
— Благодарю за гостеприимство.
Затем снял со стула Сару Энн и медленно поднялся сам, чувствуя, как начинает ломить левую ногу.
Элизабет тоже поднялась со своего места.
— Я распоряжусь, чтобы вам в спальню принесли горячего молока и бренди, — сказала она.
— Я бы предпочел виски, если в доме есть.
Элизабет на мгновение замялась, но потом все же сказала:
— Если хотите, я завтра с удовольствием покажу вам наши конюшни.
Сара Энн немедленно ожила и задрала вверх голову.
— Отличная идея! — воскликнул Бен, беря девочку на руки. — А у вас там пони случаем не найдется?
— Жеребята у нас есть, кобылка тоже, а вот пони, увы… — ответила Элизабет. — Но я попрошу Каллума, чтобы он нашел пони где-нибудь в окрестных деревнях.
— Каллум?
— Каллум Трапп. Он объезжает у нас лошадей.
— Благодарю вас, — сказал Бен и окинул быстрым взглядом столовую.
Хью тоже успел подняться из-за стола и враждебно уставился на говорящих.
— Так, значит, собираетесь остаться? — мрачно спросил он.
Бен спокойно выдержал его взгляд и ответил:
— А у вас есть возражения?
— Есть. Вы — нездешние. И у вас нет прав.
— С точки зрения Сары Энн, у вас прав еще меньше, чем у нее, — негромко заметил Бен. — Ей-то они, по крайней мере, принадлежат с рождения.
— Лукавый дьявол! — взорвался Хью. — Хватит давить на чувства! Вам деньги нужны? Так забирайте их и проваливайте отсюда…
— Думайте, что хотите, — все так же невозмутимо сказал Бен, а про себя поморщился: «Господи, да что же с моей ногой-то делается? Чем дальше, тем хуже».
Стараясь не выдать своих чувств, он обернулся к дамам.
— Доброй ночи, — сказал он, обращаясь к ним обеим.
Затем он повернулся и направился к двери, крепко прижимая к себе Сару Энн. Глоточек виски, обещанного Элизабет Гамильтон, и в постель. Больше сегодня ему уже ничего не нужно.
Но мозг Бена, привыкший постоянно анализировать, тем не менее продолжал свою работу, подкидывая сквозь сумятицу посторонних мыслей вопросы, на которые интересно было бы получить ответ.
Например. Что имела в виду Барбара, сказав, что мечта старого маркиза убила мужа Элизабет? Еще один несчастный случай? Такой же, как те ящики в Глазго? И вообще, не слишком ли часто здесь происходят несчастные случаи?
Вспоминая о неприкрытой враждебности Хью, Бен вдруг задумался над тем, откуда она может брать истоки. Ответа пока у него не было, но не было больше и сомнений, что этот человек вполне мог пойти на подкуп адвоката.
А Барбара? Такая же хитрая, как и красивая. Опасная смесь. И к тому же, она явно на стороне Хью. А если так, то не причастны ли они оба к тому случаю в гавани?
И наконец, Элизабет Гамильтон. Понять ее гораздо труднее, чем тех двоих. И по лицу ее немного прочитаешь, и в словах она сдержанна. Пожалуй, только одна настоящая ее страсть сегодня прорвалась наружу: лошади. Достаточная ли это причина для того, чтобы строить злодейские планы против иностранца и ребенка? Да и какой ей прок от таких планов? Ну, Хью тогда станет наследником, и что?
М-да, запутанный клубочек, черт побери!
Войдя в спальню, Бен стряхнул все мысли и принялся за дело. Он опустил на пол Сару Энн, и та немедленно побежала к корзине. Открыла ее и стала гладить Аннабел, ласково шепча ей что-то на, ушко, а затем опустилась на пол, прислонившись головой к кровати. На шее у нее был тот самый шарф, и Бен знал, что сегодня она непременно будет спать в нем.
«Пора бы его постирать», — подумал Бен. И в самом деле, от бесконечной носки шарф потерял свой первоначальный голубой цвет и стал грязно-серым.
«Хорошие девочки никогда ничего не оставляют на тарелке».
Как же старалась сегодня малышка быть «хорошей девочкой»!
Старый дворецкий появился в раскрытой двери, постоял немного, а затем вошел в спальню. В руках у Дункана был поднос, на котором стояли два стакана, кувшин с горячим молоком и бутылка золотистого виски. И еще на нем лежала сигара. Бен, разумеется, был признателен Элизабет Гамильтон за заботу, хотя у него появились определенные мысли по поводу подлинных причин ее щедрости.
