– Ему хуже? – Элис вскочила на ноги.
– Нет. – Женщина утерла лицо обтрепанным рукавом просторного платья. – Он очнулся.
Элис перевела дыхание.
– Вот и хорошо. Я поем и пойду к нему.
– Я… я бы хотела вам что-нибудь подарить, а не просто сказать спасибо. Но когда мы убежали от Ранульфа, то все побросали…
– Мне очень вас жаль, – сказала Элис. Эти искренние, но бесполезные слова она говорила всем пострадавшим от жестокости лорда Ранульфа. – Для меня самая большая награда – если Дикки поправится.
– Вы воистину посланы нам Богом, сестра.
Нет! – хотелось закричать Элис. Я уродка, обманщица и лгунья! О, только бы выбраться отсюда!
Вельма меж тем робко улыбнулась.
– Я тоже хочу стать монашкой.
– Ты? – Элис посмотрела на выпирающий живот женщины. – А как же ребенок?
Взгляд Вельмы погас.
– У меня нет никакого ребенка. – Она отвернулась и пошла к выходу.
Элис смутилась. Вошла Бетт и подала Элис чашку с элем.
– Она ждет ребенка, сестра. Вельма не в себе с того дня, когда лорд Ранульф со своими людьми решил порезвиться в деревне. Лорд Ранульф изнасиловал ее, изверг, а ее жениха убил! – Бетт вздохнула, провожая взглядом уходящую Вельму. – А она, несчастная, никак не может поверить, что у нее будет дитя от Ранульфа.
– Ранульф – отец ее будущего ребенка?!
– Вельма ни с кем не встречалась до того… Она чуть было не покончила с собой, а теперь ей кажется, что ничего и не произошло.
– Что же она станет с ним делать? – в ужасе спросила Элис.
– Не знаю. Вот почему мы так рады, что вы спасли Аистенка! Он – ее единственный родной человек. А вот, наконец, и Говейн идет завтракать, – сказала Бетт, увидев приближающегося Говейна.
– Я пойду, пожалуй, взгляну на Дикки, – заторопилась Элис.
– Но вы же не доели, сестра, – удивилась Бетт.
– Я… не голодна.
Огромная фигура Говейна преградила ей путь.
– Одну минуту, сестра Элис. – Он чувствовал себя так же неловко, как и она, был бледен и смотрел куда-то поверх ее головы.
– Я тороплюсь к раненым, – объяснила Элис.
– Да вы сядьте! – вмешалась Бетт. – А я принесу Говейну сыру и эля.
У Элис вдруг подогнулись колени, и она опустилась на скамью. Он, конечно, догадался, что она не монахиня! Ни одна святая сестра не станет бегать с непокрытой головой и позволять себя целовать, как какую-нибудь… шлюху! Щеки Элис зарделись от стыда.
Говейн присел как можно дальше от нее.
– Я не стал бы винить вас, если бы вы сейчас ушли. – Он откашлялся. – Прошу простить меня за вчерашнее поведение.
– О… да, было поздно, а из-за Энид мы оба расстроились и… были сбиты с толку.
– Это не оправдывает моего непристойного поведения, – сухо ответил Говейн. – Единственным объяснением может служить лишь то, что я долго жил как монах – с тех пор, как мы вырвались из тюрьмы…
– Из тюрьмы? Вы сидели в тюрьме?
– Во французской, не в английской. Это произошло, когда я служил в гарнизоне Бордо. Наша вина заключалась в том, что на нас напал противник, намного превосходящий по силе. Не думайте обо мне еще хуже! – Их взгляды встретились, и он поспешил отвернуться, но Элис успела заметить боль в его глазах. – Я совершил много поступков, которых стыжусь, но испугать вас после всего, что вы для нас сделали, – ужасно!
– Пожалуйста, не мучьте себя! Во всем виновата я, – твердо заявила Элис. – Ворвалась в комнату спящего ребенка, с неубранной головой, бросилась к вам…
– Вы прибежали из-за ночных кошмаров Энид? Я и не подумал, что именно это так на вас подействовало! Видите ли, она боится…
– Все дети боятся темноты! – перебила его Элис и встала. – Ничего, это пройдет. А теперь извините, я должна навестить раненых и сменить повязки.
С этими словами Элис быстро вышла из пещеры – она почти бежала, боясь, что Говейн остановит ее. Но в одном она была уверена – их разговор не закончен.
– Вы не поверите, что мы нашли! – Француз Жан де Брез сделал знак Дарси и Говейну пройти в кладовую, где хранилось оружие. – Я велел поставить сундуки сюда, пока вы их не осмотрите. – И Жан закрыл за ними дверь на засов.
Говейн хмуро осмотрел нагромождение деревянных сундуков: около дюжины, одинаковые, из отличного темного дуба. Все они были украшены затейливым рисунком, изображающим птиц и цветы.
– Где вы их нашли?
– В нескольких милях от места засады на Ранульфа, – ответил Жан, теребя черные усы. Гасконец де Брез, вырвавшись из французской тюрьмы, приехал в Англию вместе с Говейном на поиски Энид. Говейн обычно поручал Жану обыскивать поле сражения и собирать оставшееся оружие и лошадей. – Мы поехали в лес по следу двух фургонов и набрели на них около глубокого ущелья. Возницы, судя по всему, перепугались и ускакали прочь.
Сундуки могли принадлежать и Ранульфу, но украшавшие их рисунки указывали на то, что их владелица – женщина. У Говейна от предчувствия сжалось сердце.
– Откройте их! – приказал он. Концом кинжала Жан взломал замок ближайшего сундука и откинул крышку. Их взорам предстали аккуратно сложенные стопки одежды. Приподняв шелковое платье, француз улыбнулся с видом знатока:
– Наряд прекрасной дамы.
Говейн дотронулся до бархата изумрудного цвета. Он был мягок на ощупь, а на вид стоил много дороже тех вещей, что носила Бланш.
– Это принадлежит, несомненно, очень богатой даме.
– Фургоны из обоза Ранульфа? – спросил Дарси.
– Кажется, да. Но монашка с ангельским лицом – единственная женщина, ехавшая с этой свиньей.
Говейн смял бархат в ладони. Гнев душил его. Она не монахиня и лгала ему, а он ей поверил! Снова предательство! Как, должно быть, она посмеялась над его неловкими извинениями сегодня утром!..
– Она не монашенка! – прорычал Говейн.
– Но, Говейн, нам это неизвестно, – растерялся Дарси. – Нельзя огульно обвинять, это несправедливо.
– Не говори мне о справедливости – резко оборвал его Говейн, а перед его взором стояла она – с длинными темно-каштановыми волосами и в тонкой нижней сорочке.
– Погодите, – вмешался Жан. – Вот этот сундук такой тяжелый, словно набит монетами или посудой.
Говейн приподнял угол сундука и крякнул.
– Откройте все сундуки! Я хочу осмотреть их содержимое, прежде чем поговорю с этой маленькой лгуньей.
Тяжелый сундук оказался полным книг. Переплетенные в кожу фолианты были посвящены лечебным растениям и их применению. Остальные – тетради, исписанные ровным почерком.
– Несомненно, это рука сестры Элис, – пробормотал Говейн.
– А в этих трех сундуках какие-то горшочки, – сообщил Жан. Каждый был обернут куском шерсти, чтобы не разбился в дороге. Жан приподнял восковую крышку на одном из них. – Пахнет сладким и похоже на мазь. А в других – одежда. Это простые шерстяные накидки, но, надо заметить, прекрасно сшитые.
