— Я вижу, вы очень заняты созерцанием этих девушек, — продолжала она, указывая движением подбородка в сторону танцевавших на площади. — Я вас сразу заметила: вы показались мне зачарованным ими!
— Во имя всех святых, вы правы. Эти юные создания великолепны! Я охотно уложил бы их к себе в постель!
— Всех?! Вы просто хвастаетесь, месье!
— Увы, может быть, не всех, если уж говорить по правде, но по меньшей мере, двух сестричек, ведущих танец.
На лице его мелькнула плотоядная улыбка.
— Что ж, верю, они ведь блондинки!
— Разумеется, я сам черен, как ад, потому и люблю блондинок!
— Однако боюсь, что эти-то вовсе не для вас, месье.
Парень наклонился к соседке. Она все еще держалась за его руку и продолжала жаться к нему.
— Вы с ними знакомы?
— Может быть.
Она откровенно смеялась над ним, явно понимая, что изменение ситуации делает ее хозяйкой положения в этой игре.
— У вас самые изысканные связи, дорогая, как я вижу, — заговорил Артюс. — И, наверное, неплохо быть в числе ваших друзей.
Он провел ладонью людоеда по подбородку, на котором проглядывала щетина плохо выбритой бороды.
— Почему бы нам не познакомиться поближе? После того как я вам признался, между нами не может быть и тени обмана! Вы не в моем вкусе, но пообщаться… Да! Не будем останавливаться на этом. Давайте увидимся еще раз!
— Что ж, стало быть, надо увидеться снова, — согласилась брюнетка, чья нижняя губа как-то странно набухла, как спелая вишня. — Я живу над аптекой своего отчима на площади рынка Палю. Приходите, когда пожелаете.
— Договорились, кого мне спросить?
— Меня зовут Гертруда, я школьная учительница. Вот почему я и люблю поэзию и литературу, — пояснила молодая женщина, глаза которой теперь горели возбужденно. — Мы поговорим о наших общих вкусах, месье. Мне давно хотелось познакомиться с самым знаменитым в Париже голиардом!
— Откуда вы обо мне знаете, грубиянка?
— Кто же не знает Артюса Черного?!
Она снова рассмеялась, и смех ее резко зазвучал в общем гуле праздника.
— Итак, до встречи, мой новый друг. Развлекитесь хорошенько сегодня, но не забывайте обо мне!
Она отошла, махнула ему рукой и скрылась из глаз великана, смешавшись с толпой.
— Эй! — в тот же миг окликнул его Арно Брюнель, подошедший к нему с другой стороны. — Что ты тут делаешь? Я ищу тебя повсюду. Нас ждут Рютбёф и Гунвальд, я оставил их на Большом мосту, там дрессировщик медведей.
— Пошли к ним, а затем в кабачок. Жарко, пить хочется!
— Бывает ли хоть час, когда тебя не одолевает жажда?
Смех приятелей растаял в толпе.
А тем временем карола закончилась. Флори с подругами расцепили руки.
— Танец разгорячил ваши щеки, дорогая! — воскликнул Филипп.
— Я не стала от этого безобразнее?
— Глупая! Ничто не может сделать вас безобразной. Когда вы танцевали, меня, признаюсь, терзала ревность ко всем тем зевакам, которые могли вас вдоволь пристально разглядывать. Нельзя быть такой хорошенькой, как вы!
— Мне нравится ваша ревность, Филипп.
Поэт, крепко прижавший к себе руки жены, наклонился, чтобы поцеловать покрытый белокурыми волосами затылок.
— Я без ума от вас, мой друг!
От молодой кожи исходил аромат их ночей.
— Не вернуться ли нам домой?
— И не думайте! Праздник только начинается!
Она пользовалась своею властью над этим сердцем, в которой убеждалась всякий раз с некоторым кокетством, и властью этой отчасти упивалась. Такое превосходство над мужчиной ее еще удивляло, но уже и восхищало. Оно развлекало ее; как новая игрушка.
— Пошли, потанцуем.
Обернувшись к Алисе, чтобы пригласить ее с собой, она не обнаружила подруги, которая успела исчезнуть. Зато немного дальше, задержавшись среди следивших за эквилибристом, жонглировавшим факелами, они заметили Кларанс, а рядом с нею Гийома Дюбура. Полуотвернувшись, молодой человек явно не проявлял интереса к зрелищу, занимавшему его спутницу. И вновь Флори поразило впечатление изящной силы, которой дышало его крепкое тело и лицо с очень четко прорисованными чертами. В какой-то момент она задалась вопросом: мог бы Филипп выдержать сравнение с ним, и признала, что нет, тут же почувствовав угрызение совести.
— Мы мало знаем о чувствах других, — наставительно проговорила она. — Разве не странно, мой друг, проявлять так мало любопытства к людям, которые нас окружают, так мало знать о них?
— Господи! — воскликнул Филипп, изображая на лице ужас. — Что вам приходит в голову, дорогая? До сих пор я видел в вас поэта и уж никак не философа!
Солнце садилось на луврскую крепость. Закат сопровождался игрой цветов от желтого, как сера, до оранжевого и пурпурового. Теплые блики сумерек играли на глади реки, на скатах крыш и фасадах домов, на лицах людей. Париж обволакивался розовым светом.
— Дождемся факельного шествия в честь царицы Мая и пойдем домой, — Матильда повернулась к Этьену, державшему ее за локоть, что было его любимым жестом. — Я никогда не полюблю толпу.
Они стояли на берегу Сены, напротив острова Ситэ.
— Я тоже, вы же это хорошо знаете, дорогая. Но, однако, этот весенний праздник так очарователен, что торопиться домой не хочется.
— Разумеется. Май — это всеобщая надежда. С каждым очередным маем люди отдаются бурному веселью, потому что обновляется природа, а вместе с нею и мы кажемся себе помолодевшими.
— Если бы так могло быть в действительности!
В этой фразе прозвучала большая горечь.
— Друг мой, не поддавайтесь в этот вечер печали, прошу вас!
Секундой раньше Матильда призналась себе в порыве, которого не могла игнорировать и из которого было ясно, что ее мужу грозит опасность. Она поняла это, но пошла дальше. Ее желание жить, любить было порой таким горячим, таким могучим, что пыл ее возобладал над обычной для нее заботой о том, чтобы не ранить Этьена.
Вокруг перекликались люди, раздавались шумные возгласы. Молодежь собиралась в круг, который затем рассыпался неистовой фарандолой. Парни и девушки шутливо задирали друг друга.
— Сколько желаний кипит в этом воздухе, — мрачно произнес ювелир, — а я лишаю вас всего этого!
— Не будем говорить о наших бедах. Погуляем спокойно, как друзья, какими мы и являемся.
Такова была их любовь. Мысль о страданиях, которые из-за себя, из-за нее, из-за них обоих переживал Этьен, терзала ее не меньше, чем собственные муки: «Насколько же нужно состариться, чтобы обрести наконец покой?»
— Вы не видели Флори?
Это была вынырнувшая из толпы Алиса, об руку с каким-то парнем.
