Сколько времени прошло, она не знала. Ей все еще было очень жарко и было трудно дышать.
Она с усилием подняла тяжелые.веки. Словно в тумане перед ней расплывалась красивая физиономия Камерона Маккея.
— Силы небесные! — слабым голосом произнесла она. — Значит, я попала в ад, если вижу тебя!
— Нет, дорогуша.
— Полно, не может быть! Где еще можно оказаться вместе с тобой? Не на небесах же?
На губах его появилось нечто напоминающее улыбку.
— Мы не умерли, дорогуша. Уверяю тебя, мы не в аду.
— А где же еще? Почему тогда я горю как в огне?
— Ты получила удар кинжалом в грудь. У тебя началась лихорадка от раны. Помнишь?
Мередит изо всех сил старалась понять смысл того, что он говорит, но думать было трудно. В памяти всплывали какие-то разрозненные обрывки. Двое мужчин — Дэвис и Монти. Монти замахивается кинжалом. Камерон не видит, что на него нападают. А потом вдруг пронизывающая боль…
Единственная мысль более-менее отчетливо сформулировалась в ее мозгу: она уже в третий раз побывала на пороге смерти. Может быть, это последний раз или последним будет следующий?
Не дай мне умереть.
Она не сознавала, что произносит это вслух, пока не услышала его голос:
— Тс-с, успокойся, дорогуша.
Дорогуша. Раньше.он всегда произносил это слово с издевкой. Теперь, к ее удивлению, этой издевки она не слышала.
— Тебе нужно отдохнуть, чтобы набраться сил. Мередит, постарайся заснуть.
Заснуть? Разве может она спать, когда он рядом? Она вздрогнула и почувствовала, как ее плечи прикрывают чем-то теплым.
Когда она проснулась в следующий раз, тело ее уже не горело от жара. Но дышать было по-прежнему больно. Почему?
Ты получила удар кинжалом в грудь. У тебя началась лихорадка от раны.
От раны. Охнув, она попыталась сесть. Острая боль пронизала ее тело.
Он смачно выругался.
— Если ты будешь так дергаться, у тебя откроется рана. Мередит стиснула зубы. Через некоторое время боль утихла. Как только ей полегчало, она, нахмурив лоб, сделала ему выговор:
— Ты слишком много ругаешься.
— Вот как? Никто, кроме тебя, никогда мне этого не говорил. — Он насмешливо поднял густые брови. — Ты ведь уверена, что мне суждено гореть в адском пламени. Так какая разница — одним грехом больше, одним меньше?
Есть разница, есть! Она только хоть убей не могла вспомнить, в чем эта разница заключается. И слишком устала, чтобы вспоминать. Ее веки словно налились свинцом, она с трудом держала глаза открытыми. Она почувствовала прикосновение к своему лбу прохладных пальцев.
— Слава Богу, жар спадает, — пробормотал над ней низкий голос. — Тебе повезло, что осталась в живых.
Повезло. Она не чувствовала, что ей повезло. Она чувствовала себя обреченной. Ей следовало бы находиться в Конниридже, молиться, работать на огороде. Там она была бы в мире с самой собой. А вместо этого она здесь, рядом с этим несносным человеком, который не дает ей покоя…
Должно быть, она снова заснула. Когда она открыла глаза, он возвышался над ней, держа в одной руке миску с водой, в другой — стопку аккуратно сложенных салфеток.
— Вот и хорошо. Ты проснулась. Я собирался сменить тебе повязку. Тебе сразу станет легче. — Он опустился рядом с ней на колени.
Она вдруг с ужасом вспомнила, что под грубым шерстяным одеялом лежит абсолютно голая! Голубые глаза с укоризной взглянули на него, потому что кто, как не он, был виноват в этом!
— Что ты сделал с моим платьем?
— Снял. Иначе я не смог бы обрабатывать твою рану. А платье все равно было грязное и окровавленное.
Она негодующе стиснула зубы. Он, как видно, ни в чем не раскаивается, негодяй!
— Если ты думаешь, что я разглядывал тебя и млел от вожделения, то ошибаешься. Я этого не делал, потому что ты далеко не первая женщина, которую я видел и к которой прикасался.
Он тоже не первый мужчина, который прикасался к ней… Она прогнала мерзкие воспоминания, возмущенно вздернула подбородок и натянула одеяло чуть не до глаз.
— Я уже видел все, что ты пытаешься спрятать. Не забудь, что это я тебя перевязывал все эти дни. Я прикасался к тому, что ты так охраняешь, — к твоей коже. Я прикасался к твоей голой коже даже под грудью. Кроме меня, некому было это сделать.
Он явно терял терпение. И она не могла отказаться от его услуг. Мередит понимала, что слаба, как ребенок, и знала, что должна ему подчиниться. Она молча кивнула.
Он откинул с нее одеяло. Ей пришлось изо всех сил сжать кулаки, чтобы снова не натянуть его на себя. Струя холодного воздуха коснулась ее тела. Кончиком кинжала он разрезал испачканную повязку и снял ее, чистой влажной салфеткой смыл засохшую кровь с краев раны. Мередит резко втянула воздух.
— Извини, я не хотел причинить тебе боль, — сказал он.
Их взгляды встретились. Она торопливо отвела глаза. Не боль заставила ее вздрогнуть, а его близость. Она взглянула на свое тело: розовато-кремовые груди с более темными розовыми сосками. «Неужели он тоже все это видел?» — в смятении подумала она. Глупый вопрос! Едва ли он смог бы сделать перевязку, не глядя на ее тело. Она искоса взглянула на него.
Он низко наклонил голову. И был так близко от нее! Его дыхание щекотало кожу ее сосков.
Мередит судорожно вздохнула. Какая разная у них кожа — у него бронзовая, загорелая, а у нее белая. Хотя он делал свое дело невероятно нежно, в нем чувствовалась скрытая сила. Она не могла отвести взгляд, наблюдая, как он смачивает салфетку, потом выжимает ее. У него были типично мужские крупные, сильные руки с редкими черными волосками на тыльной стороне, а пальцы длинные и гибкие.
Снова всплыли непрошеные воспоминания. Ей захотелось прикрыться одеялом, как будто оно могло от чего-то защитить ее. Вот если бы она могла убежать! Она чувствовала себя беспомощной, как зверек, попавший в капкан.
Однако в его поведении не было ничего угрожающего, а в его прикосновениях не было ничего непочтительного. Он обрабатывал рану с максимальной осторожностью. Он был сосредоточен, и никаких признаков похотливых намерений не наблюдалось. Он не причинял ей боли. Хотя, возможно, ей было бы легче, если бы он причинял боль, подумалось ей.
Он взял полосу чистой белой ткани.
— Не могла бы ты немного выгнуть спину?
Мередит сделала, как он велел, и встревожилась: теперь ее груди выпятились вперед, как будто предлагали посмотреть на себя! Она остро почувствовала, что обнажена и открыта взгляду. Впрочем, так оно и было на самом деле. В полном смятении она сделала глубокий вдох, чувствуя, как он продолжает обматывать ткань вокруг ее тела.
Наконец он закончил работу и снова натянул на нее одеяло.
Мередит вцепилась пальцами в его край и, отвернувшись, сделала вид, что заснула. Вскоре он снова окликнул ее.
