Да, все это, разумеется, именно так и было. Но Грейс отдавала себе отчет и в том, что по большей части ею руководило возникшее к маркизу чувство. Может быть, он избегал ее общества именно по той причине, что ощущал ее пристальный интерес к своей персоне? Вполне возможно, что это даже вызывало у него отвращение. Маркиз был молод и красив, жил в роскоши, а она годами влачила убогую жизнь в нищете, ее окружали утраты, боль и всякие неприятности, воспринимаемые в простой среде как нечто естественное. И разве могла она устоять перед открывшейся ей красотой? Как не залюбоваться ослепительной улыбкой маркиза, жившего теперь с ней в одном доме? Как не заметить изящных и в то же время крепких рук, которые не были покрыты коричневыми старческими пятнами, как у ее мужа?
Грейс стало казаться, что она сможет оказать на лорда Шина положительное влияние, которое непременно пойдет ему на пользу и, может быть, даже вырвет из холодных объятий сумасшествия.
И тогда, вполне возможно, он станет другим человеком.
Она встала с дивана и привычным движением распрямила плечи. Так всегда делал ее брат Филипп перед началом урока фехтования. Она, бывало, частенько наблюдала за ним с балкона в танцевальном зале. Неожиданные воспоминания мгновенно наполнили ее грустью. Филипп… Ее брат подавал блестящие надежды, он был потрясающим, великолепным… И вот уже два года как его нет.
Многое в своей жизни Грейс теперь воспринимала сквозь призму этой потери. Но сейчас не время жалеть себя, нужно действовать. «К бою, миледи», – сказала она себе и, выйдя из дома, отправилась на поиски своего таинственного противника.
Маркиза Грейс нашла в саду и снова у того же куста роз, которым он занимался все последнее время.
– Что вам угодно? – не поднимая головы, холодно спросил он.
Не растеряв своей решительности, Грейс приподняла подбородок и заговорила с едва уловимой насмешкой в голосе:
– Очень мило с вашей стороны, милорд, так меня приветствовать.
Маркиз не повернулся. Было лишь заметно, как напряглись мышцы на спине.
– Прошу прощения, мадам, но я занят. Полагаю, дело у вас неспешное и может подождать до обеда.
– Вы правы, торопиться мне некуда. Боюсь только, мои нервы не выдержат. – Вторую часть фразы она проговорила уже очень тихим голосом, надеясь, что лорд Шин ее не услышит. Но слух у маркиза оказался поразительно острым.
– Хорошо, говорите, я слушаю… – После небольшой паузы послышался треск сломанной ветки. – Черт возьми!
Эта неожиданная грубость заставила Грейс сжаться, но она не отступила.
– Вам бы следовало знать, что подобным обращением меня не испугать, мне доводилось с ним сталкиваться.
Наконец он поднял голову и взглянул на нее. Его лицо выглядело до крайности серьезным и напряженным. Маркиз был разгневан, и только воспитание помогало ему сдерживать себя. «Высокомерный эгоист», – подумала про себя Грейс.
– Моя трехчасовая работа пошла насмарку, – огорченно заметил он.
Маркиз бросил ветки в мусорную корзину.
– Ничего. Это не имеет значения. Я смогу сделать это в другой раз. Время есть. Чего-чего, а уж его мне хватает в этой чертовой клетке.
Внезапно Грейс устыдилась своей выходки. Прикусив губу, она снова посмотрела на лорда Шина. Какое право она имела вот так, словно избалованный ребенок, требовать к себе внимания? Он не обязан делать что-либо по первому ее требованию.
Грейс повернулась, собираясь уйти и оставить маркиза в одиночестве.
– Мне не следовало вас тревожить.
Он снова выругался, но теперь тихо, так, чтобы Грейс не услышала, затем встал и пошел за ней.
– Послушайте, подождите же.
Догнав Грейс, маркиз взял ее за руку. Хотя он и обещал, что пальцем к ней не прикоснется, сейчас ему все же пришлось притронуться. Хотя его пальцы лишь едва коснулись ее руки, Грейс почувствовала начавший растекаться по телу сильный жар.
Она бросила на маркиза боязливый взгляд. Кажется, и в его золотистых глазах промелькнул испуг. Видимо, он неправильно истолковал причину внезапно охватившего Грейс страха и тут же отдернул свою руку. На лице лорда Шина появилась неуверенность.
– Прошу прощения, миссис Паджет. Я не пытаюсь к вам приставать. Просто вот уже три дня все идет кувырком.
Кожу на ее руке слегка пощипывало. Грейс на мгновение опустила глаза, затем снова подняла:
– Я все понимаю. Мне так жаль. Простите меня.
Маркиз энергично покачал головой и спокойно улыбнулся:
– Нет, это я виноват. Так о чем вы хотели поговорить со мной?
Когда Грейс была в гостиной, ей казалось, что она должна побеседовать с лордом Шином, теперь же это желание выглядело в ее глазах глупой прихотью.
– Не имеет значения.
– Нет, очень даже имеет. Еще как имеет.
Она быстро глотнула воздух и торопливо заговорила:
– Я знаю, вы не хотите, чтобы я находилась здесь. И мне пребывание в вашем поместье не доставляет удовольствия. Может быть, стоит заключить перемирие?
Его брови приподнялись вверх, отчего выражение лица сделалось высокомерным.
– Но я, честно говоря, и не подозревал, что мы находимся в состоянии войны.
Грейс почувствовала, что краснеет. У нее была такая тонкая чувствительная кожа, что при малейшем волнении щеки покрывались ярким румянцем. Ей казалось, что с некоторых пор она избавилась от этой своей особенности, но похоже, что нет.
Теперь, когда она зашла уже так далеко, отступать было невозможно. Грейс сжала перед собой руки и тихо сказала:
– Мне кажется, вы должны хотя бы немного времени проводить в моем обществе, чтобы атмосфера не накалялась слишком сильно.
Он сразу все понял.
– Вам необходимо мое внимание?
У Грейс возникло ощущение, что она идет по болоту и надо внимательно смотреть, куда ставишь ногу.
– Мне необходимо хотя бы более или менее нормальное общение.
– Вы забываете, миссис Паджет, что заперты вместе с сумасшедшим. А сумасшедшие не знают, что такое нормальное общение.
Вот снова он напоминает ей о своей болезни, чтобы держать ее на расстоянии.
– И, тем не менее, смею напомнить вам, что в этой клетке вы не один. Нас двое, а следовательно, нам надо хотя бы попытаться стать друзьями.
Он закрыл глаза. Грейс вдруг подумала о том, что, предложив маркизу свою дружбу, она оскорбила его чувство собственного достоинства. Ведь он аристократ, а она всего лишь бедная несчастная вдова, чье нынешнее положение выглядело более чем неопределенным. И хотя она сама происходила из благородной семьи, сейчас это не играло никакой роли.
– Друзьями? – эхом повторил Мэтью.
Ей вдруг захотелось схватить какой-нибудь валявшийся у их ног цветочный горшок и запустить им в маркиза.
