Нежная улыбка на устах матери означала, что дочь угодила своим родителям и они ею довольны.
Однако, рассказав родителям о постыдном поведении Вероники, Аманда лишила себя дополнительного источника средств. Зато ее дорогая кузина вышла за богатого человека.
Должен был найтись способ заставить ее потрудиться на благо Аманде.
Глава 8
Веронике подали свадебный обед в маленькой столовой, где время от времени появлялась озабоченная миссис Гардинер.
— Могу я что-нибудь для вас сделать, леди Фэрфакс? — спрашивала она снова и снова.
После того как миссис Гардинер спросила об этом в третий раз, Вероника поняла, что экономка не столько стремилась услужить ей, как показать свое сочувствие.
— Все замечательно, — сказала Вероника, через силу заставив себя улыбнуться. — Благодарю вас за вашу доброту, — добавила она, сознавая, насколько странно быть объектом жалости в свадебную ночь.
Миссис Гардинер кивнула и вышла из комнаты, оглянувшись несколько раз. Вне всякого сомнения, бедная женщина хотела бы получить объяснения отсутствию Монтгомери, но не посмела этого сделать в силу преданности хозяину.
Новоиспеченного мужа Вероники не было видно. Он и не подумал сообщить ей о своем местонахождении, как и о своих намерениях.
После бесконечного обеда Вероника удалилась в отведенную ей комнату, где ее встретили и приветствовали миссис Гардинер и молодая девушка, которую экономка отрекомендовала Веронике как ее горничную.
— Право же, я не нуждаюсь в помощи, — сказала Вероника домоправительнице. — Видите ли, у меня никогда не было горничной.
— Да, ваша милость, но ведь теперь вы замужняя дама.
Вероника затруднялась решить, какая часть этого замечания смущает ее больше: то, что миссис Гардинер обращается к ней, употребляя ее новый титул, или то, что экономка решила, будто ее жизнь с этого дня изменилась.
И в самом деле брак изменил ее статус, превратив из бедной родственницы в жену богатого человека. День назад она называлась просто мисс Маклауд, а теперь стала леди Фэрфакс.
Однако оставалась такой же одинокой, как и в последние два года.
С помощью горничной Вероника переоделась в подаренный тетей Лилли и двумя своими кузинами прелестный пеньюар из лимонно-желтого шелка, выделенный ей из приданого Энн. После того как девушка ушла, Вероника поводила щеткой по волосам, пока они не улеглись волнами на плечи, и принялась изучать свое отражение в зеркале, отметив румянец на щеках.
Может ли мужчина счесть ее красивой? Как насчет Монтгомери? Или он видит ее такой, как есть, раз избегает брачной ночи, как избегал ее общества весь день?
Она стала новобрачной без мужа. Женой, оставленной супругом вскоре после брачной церемонии, оттого что он испытывал к ней антипатию.
И все же ее брак кое-что принес ей — свободу от чувств. К этой минуте Вероника уже была разгневана, и гнев ее возрастал.
«Я вас не люблю».
Но ведь и она его не любит.
Неужели желать любви слишком большая дерзость?
В волшебном зеркале Монтгомери Вероника увидела себя не одинокой. Она увидела в нем свою семью. И ощутила радость, оттого что увидела себя окруженной любящими людьми.
А что, в сущности, она там увидела? Возможно, она все это вообразила.
Но ведь теперь она могла заглянуть в него снова.
Зеркало было где-то в доме. Если, конечно, Монтгомери не вернул его законному владельцу. Но ведь муж сказал ей, что не знает, кому оно принадлежало.
Вероника бросила взгляд на часы на каминной полке. Где он? Уехал куда-нибудь кутить? В таком случае она могла спросить услужливую миссис Гардинер, где ее муж, но была слишком не уверена в себе, чтобы спрашивать об этом.
Вероника сняла пеньюар и надела свой поношенный халат из грубой ткани, туго стянула пояс, вышла из комнаты и направилась на третий этаж.
— Ваша милость, — сказала экономка, кутаясь в халат из плотной шотландки. — Чем могу служить?
Вероника заколебалась.
— Я ищу зеркало, — вымолвила она наконец.
Морщины на лице миссис Гардинер, казалось, стали еще заметнее и глубже.
— В вашей комнате нет зеркала?
— Я говорю о зеркале, украшенном алмазами. С надписью на обратной стороне. Думаю, на латыни.
Лицо экономки разгладилось, она улыбнулась.
— Это зеркало Скрайеров, — сказала она. — Вы знаете о зеркале Скрайеров[3]?
С минуту экономка внимательно вглядывалась в лицо Вероники.
— Это подарок новобрачной, ваша милость?
Лгать было неправильно.
Вероника улыбнулась:
— Вы знаете, где оно?
Это было не вполне ложью, но и не совсем правдой.
— Знаю, — ответила миссис Гардинер. — Принести его вам, ваша милость?
— Вы очень добры ко мне, миссис Гардинер, — сказала Вероника вполне искренне. — Право, мне несложно это сделать самой, если вы скажете, где оно.
Мгновение экономка внимательно смотрела на нее, и этот взгляд напоминал тот же, что был устремлен на нее две ночи назад. Миссис Гардинер серьезно относилась к своим обязанностям и, по-видимому, всерьез принимала свою верность хозяевам.
Однако теперь Вероника не была просто девушкой, за которой следовало присматривать. Теперь она стала леди Фэрфакс.
— Оно в библиотеке лорда Фэрфакса, — сказала домоправительница. — В шкафу. Третья дверца. Я сама положила его туда.
Прежде чем покинуть миссис Гардинер, Вероника крепко сжала руки, сложенные перед грудью, и спросила:
— Вы что-нибудь видели в этом зеркале, миссис Гардинер?
Экономка встретила ее взгляд:
— Я верующая женщина, ваша милость. Кое-кто считает, что волшебство — это территория дьявола.
Вероника не стала комментировать ее речь, только поблагодарила пожилую даму и направилась вниз по парадной лестнице из красного дерева.
Когда Вероника достигла прекрасно отполированного деревянного пола на этом этаже, мягкий свет масляной лампы на столе возле парадной двери освещал ее дальнейший путь.
Эта лампа образовывала лужицу света вокруг стола в холле, но его было недостаточно, чтобы осветить всю библиотеку. Углы ее тонули в тени, тень окутывала письменный стол и стулья.
Вероника вошла и зажгла лампу в углу на письменном столе. Фитиль подхватил пламя, и свет распространился за пределами круглого стеклянного абажура. Мгновение она наблюдала за ним, чтобы убедиться, что пламя не погаснет, потом огляделась, потому что прежде у нее не было такой возможности.
Она повернулась лицом к письменному столу Монтгомери. Посередине возвышалось его тяжелое пресс-папье с промокательной бумагой, чуть правее находилась подставка для перьев. На дюйм позади пресс-папье помещалась хрустальная чернильница. В левом углу стола возле колокольчика стояла шкатулка, по виду похожая на японскую.
