долю в наследстве после моей смерти. Спорить больше не о чем.
Эврар готов был снова разразиться бранью, но барон остановил его движением руки.
Из коридора донесся шум.
— Это мои дети, — сказал хозяин. — Надеюсь, ты будешь держать себя в руках, Эврар, чтобы мы могли и впредь называть друг друга братьями.
Барон отвернулся, шагнул навстречу Амори, и не заметил, как вспыхнул яростным огнем взгляд его шурина. Но это было лишь мгновение.
Мальчик въехал в распахнувшуюся перед ним дверь.
Следом вошла девушка, слишком хорошо одетая, чтобы быть просто компаньонкой.
Так значит, вот она, та самая, кто стоит на пути Эврара к этому владению — мощному, отлично укрепленному замку с охотничьими и иными угодьями. К замку Корбэ, которым калека Амори все равно никогда не сможет управлять!
— Здравствуй, дядя Эврар, — голос мальчика звучал ровно и вежливо, и сам он, красивый, тонкий и нарядный, составлял резкий контраст с огромным Эвраром, который возвышался над ним, как поднявшийся на задние лапы медведь… и был так же хитер и коварен. Не надо думать, что этот зверь простоват и глуповат, таков он только в сказках!
— Мы давно не виделись, дядя, — продолжал Амори церемонным тоном хозяина, принимающего знатного гостя. — В добром ли здравии моя тетушка, госпожа де Конфолен, и мои кузены?
— Здравствуй, племянник, — ответил тот с улыбкой, которая выглядела вполне искренне. — Дама Рихильда и все мои дети благополучны и возносят за тебя молитвы Пресвятой Деве.
Владетель Конфолена пожал руку Амори, как взрослому, но упорно старался не замечать его спутницу.
Мальчик выжидающе глянул на отца.
— Эврар, вот моя дочь и единокровная сестра моего сына, — представил барон. — Ее зовут Армель. Дочь моя, мессир Эврар — владетель Конфолена и родной дядя нашего Амори.
— Рада приветствовать вас, мессир Эврар, — проговорила она, кланяясь.
Эврар не произнес ни слова, но под суровым взглядом хозяина слегка склонил голову перед бастардкой.
Он не разобрал, так ли она красива, как ему говорили, или нет. Еще говорили, что она упряма и подвержена греху гордыни. Но все это не имело значения, ибо ни на йоту не меняло его планов. Она была препятствием, а препятствия сметают с пути или обходят.
— Ты останешься погостить, дядя? — спросил Амори.
— Только на сегодня, мой мальчик, — вздохнул барон Эврар. — Я уеду вечером.
Отец и сын Корбэ одновременно кивнули, как будто именно этого ответа и ждали.
— Обедать будем, как только прибудет аббат, — пояснил хозяин. — Но если ты голоден и устал с дороги, тебе принесут сейчас…
— Дорога не так уж далека, брат. Я бы лучше умылся и отдохнул.
— Как пожелаешь. Покои для тебя, думаю, уже готовы.
Эврар провел жесткой ладонью, огрубевшей от рукояти меча и жестких поводьев, по волосам Амори и вышел, снова даже не глянув на Армель.
Странное дело, он и сам не желал оставаться на этой церемонии и отказался бы, вздумай они его просить. Но сейчас, когда просьб не последовало, Эврар почувствовал себя оскорбленным.
Покои для него были и впрямь подготовлены.
— Перед обедом, Бруно, подашь мне зеленую котту переодеться, — велел он слуге. — Надеюсь, ты не забыл взять ее? А пока выясни, что я тебе велел.
— Я уже все узнал, мессир, — ответил Бруно, невысокий верткий парень, лицом и повадками напоминавший лисицу.
— Так быстро? — усомнился Эврар. — Гляди у меня!
— Вы же знаете, мессир барон, что я никогда не вру.
— Почти никогда, — усмехнулся тот.
— Разве только для пользы дела, мессир. Но вот женщин я никогда не обманывал, не давал ложных надежд! За это они меня уважают.
— И какая от этого польза, хитрец?
— У женщин, мессир, языки длинные. И их легко разговорить, если с умом. Так что одна из служанок, моя давняя знакомая, через пять минут разговора выболтала все, что вы хотели знать. Та, о ком вы спрашивали, до сих служит в замке.
— Хорошо. Пока можешь идти.
Оставшись один, Эврар похвалил себя за то, что смирил гордыню и приехал сюда.
Прежде, еще при жизни баронессы Гизеллы, ему сообщал много интересного о замке Корбэ один здешний слуга. Родство родством, а сила и власть — в знании. Так, кажется, говорит аббат Бенедикт. Эврар книгами не интересовался и не знал, где аббат это вычитал, но слова были правильные. Тот подкупленный слуга уже умер, а его сведения еще не раз пригодятся.
Аббат Бенедикт наконец прибыл.
Несмотря на почтенный возраст, он был бодр и передвигался верхом, как и вся его свита, состоявшая из священнослужителей рангом пониже. Встретить и получить благословение аббата хотелось всем, и во дворе мигом образовалась толпа женщин с детишками, к которым присоединились сменившиеся с караула воины.
— Амори, мы должны вернуться, видишь, сюда бежит Аннет. Я велела ей предупредить нас о приезде аббата.
— Хорошо, возвращаемся.
Он нажал на рычаги, разворачивая свое кресло на колесах.
Армель поднялась с садовой скамьи, передавая Аннет книгу, которую они читали, коротая время перед обедом.
Из-за куста боярышника выскочила полосатая кошка. Миг — и взобралась на ближайшее дерево, почти слившись с его буровато-серым стволом.
Здешний садовник не очень жаловал животных, которые вечно портили клумбы и грядки и точили когти об стволы ухоженных деревьев. Но Армель запретила швырять в кошек камнями, и в последнее время они осмелели и гуляли, почти не таясь.
Амори огляделся и успел заметить мелькнувшее за часто посаженными кустами живой изгороди темное платье.
— Опять Беренис здесь бродит, — указал он.
Армель знала, что бывшая нянька не раз пыталась улучить момент, чтобы поговорить с маленьким господином наедине.
Но Амори не напрасно был сыном барона и наследником знатного рода.
Любые попытки повлиять через него на решение отца пресекались сразу и неожиданно резко. Иногда Армель казалось, что слишком резко, но переубедить ее брата было трудным делом.
— Я уже не дитя, — говорил он. — Отец велел ей смотреть за работой птичниц, вот пусть этим и
