Лоретта с трудом вздохнула.
Он не сделал ни одного движения, но ей казалось, что он обнял ее и привлекает к себе все ближе.
И она как будто сливалась с ним, утрачивала часть себя, становилась его частью.
Они молчали, но она подняла глаза, и он увидел в них мольбу.
— Я не стану вас пугать, — сказал он нежно. — Ни в коем случае.
Он улыбнулся ей и продолжал:
— Если это вас успокоит, я скажу вам то, что вы хотели бы услышать, но, право же, это не имеет ни малейшего значения теперь, когда мы вместе.
И он начал рассказывать о Париже с удивительным обаянием.
И не только о Париже барона Османа[19], но и о замечательных людях, которых знал и с которыми хотел бы познакомить Лоретту.
Он рассказал ей о старой княгине Меттерних, которая, проведя молодость в наслаждениях и светских развлечениях, обратилась к искусствам и стала горячей поклонницей Вагнера.
Она была племянницей Наполеона I и держала открытый дом для золотой молодежи, художников и писателей.
— Именно такой салон, — сказал он, — какой мечтает создать ваша подруга Ингрид. Я думаю, в будущем он станет одной из достопримечательностей Парижа.
— Вы правда так считаете? — спросила Лоретта. — Мне очень хочется, чтобы Ингрид была счастлива.
Объяснений не требовалось, и маркиз сказал:
— Возможно, старые аристократические семьи, живущие в прошлом, не будут ее принимать, но она поможет Хью Голстону быть счастливым, приобщив его к миру, который уже затмевает былой высший свет — к новой аристократии духа и таланта, перед которой не устоит ни один человек.
— Я так рада это слышать! — воскликнула Лоретта. — Именно подобного счастья я желаю им обоим!
— И оно у них будет, — ответил маркиз. — Они его заслужили, так как у них достало мужества доказать, что их любовь друг к другу важнее всего остального в мире.
— Вы правда верите в это?
— Да, верю. И хочу такой любви. Как и вы ее хотите. И раз мы ее обрели, то должны показать себя не менее мужественными, чем Ингрид и Хью.
Он произнес эти слова почти торжественно, и, хотя Лоретта знала, что ей следовало бы прервать его, все ее существо отзывалось на них.
Она почувствовала облегчение, когда к их столику подошел официант с подносом, уставленным блюдами.
Обед оказался восхитительным, а когда они вышли из ресторана, Лоретта увидела, что кучер маркиза опустил верх экипажа.
— Теперь я смогу полюбоваться огнями Парижа! — воскликнула она с восторгом.
Они поехали по набережной Сены.
Лоретта глядела на освещенные баржи, на украшенные флажками и лентами прогулочные пароходики, явно возвращавшиеся в город с любителями пикников.
Ей казалось, что не может быть ничего красивее и чудеснее.
Каштаны вдоль тротуаров стояли в цвету, и воздух был напоен благоуханием, а где-то в отдалении звучала музыка.
Все вокруг завораживало ее, и тем не менее она ни на секунду не утрачивала ощущения, что маркиз смотрит только на нее, а не на игру огней, как она.
Но он даже не пытался взять ее за руку.
Более того, он отодвинулся от нее, насколько позволяло сиденье.
И все же она чувствовала, что они так близки друг другу, так неразрывно связаны! Никогда еще она не испытывала такого гармоничного единения с другим человеком.
Видимо, маркиз заранее отдал распоряжения кучеру.
Внезапно она заметила, что они едут по аллее Булонского леса под сводами древесных ветвей.
Звезды, просвечивавшие сквозь листву, казались романтичнее парижских огней.
Потом экипаж остановился, и маркиз сказал:
— Сойдемте. Я хочу вам кое-что показать. Лоретте стало страшно.
— Может быть… это было бы… ошибкой, — сказала она тихо.
— Вам нечего опасаться, — ответил он мягко. — А идти совсем недалеко.
Потребовать, чтобы они не выходили из экипажа, было невозможно.
Сойдя на землю, она увидела, что от аллеи ответвляется дорожка, которая ведет между деревьями к каким-то огням.
Она немного убыстрила шаги: ей казалось, что она вступила на неведомый путь.
Свет стал ярче, и она поняла, что маркиз привел ее к фонтану, чья мощная струя, озаренная снизу лампочками, скрытыми по краям чаши, взметывалась в темное небо и рассыпалась сотнями сверкающих радуг.
Зрелище было такое великолепное, что Лоретта замерла от восторга. Глаза ее сияли, губы полураскрылись.
Потом маркиз прервал молчание:
— Посмотрите на меня, Лора. Я хочу, чтобы вы посмотрели на меня.
Лоретта медленно повернула к нему лицо с ощущением, что струя фонтана унесла ее к звездам, а он возвратил ее на землю.
Она посмотрела на него. Он не сделал никакого движения, но она почувствовала себя его пленницей и не сумела отвести глаз.
— Я привез вас сюда, — сказал он совсем тихо, — потому что намерен вас поцеловать, о чем думал с той минуты, когда увидел вас утром.
Лоретта пробормотала что-то невнятное, а он продолжал:
— Но теперь я не коснусь вас, потому что хочу, чтобы вы думали обо мне, как вы, я убежден, уже думаете — как о ком-то, совсем непохожем на мужчин, которые в прошлом преследовали вас и, естественно, вас любили.
Глаза Лоретты расширились, но она промолчала, и маркиз продолжал:
— Вас, сердце мое, окружает аура, которая хранит вас, и мне остается лишь молиться, чтобы хранила она вас не только от меня, но от всякого, кто приблизится к вам.
Голос его стал глубже, бархатнее:
— Потому что я хочу, чтобы вы думали только обо мне, потому что я хочу, чтобы вы поняли, какое чудо совершается с нами обоими, я сейчас отвезу вас домой с просьбой грезить обо мне, как я буду грезить о вас.
Лоретта невольно подумала, что она о нем грезила уже очень давно.
Затем маркиз взял ее руку, и она ощутила легкое, но настойчивое прикосновение его губ к ее нежной коже.
Он задержал ее руку в своей и, будто поддавшись необоримому порыву, повернул ее ладонью вверх и вновь припал к ней губами.
Лоретта не представляла себе, что мужчины так делают.
Она была не только удивлена, но и ощутила какой-то особый трепет.
Точно вся красота фонтана одела ее тело, в груди у нее и на губах заиграли радуги.
Маркиз поднял голову и сказал властно:
— А теперь я отвезу вас домой!
Он положил ее руку себе на локоть, и они пошли назад по дорожке туда, где ждал экипаж.
Он помог ей сесть, а затем прошел к другой дверце, чтобы сесть самому, не потревожив ее.
Лошади бежали резво, и вскоре по сторонам замелькали дома. Они снова ехали через город.
Экипаж остановился, маркиз соскочил на мостовую, чтобы помочь Лоретте сойти, а затем подняться на крыльцо.
Прежде чем лакей успел открыть дверь, маркиз сказал негромко:
