Нет, эта ночь была действительно необычной.
— Да.
Элисса оказалась застигнутой врасплох.
— Замечательно. Но почему сначала вы не хотели говорить об этом?
— Сегодня мы уже и так порядком поспорили. Взгляните на луну, миледи, — Майлс придвинулся ближе к ней. — Глубоко вдохните воздух, напоенный ароматом роз, — он придвинулся еще ближе. — Прислушайтесь к пению ночных птиц, отдаленному крику совы, к шелесту ветра в ветвях деревьев в парке, хору лягушек на озере. В такую ночь все чувства становятся острее: мы лучше слышим, чувствуем и видим все гораздо яснее. Попробуйте эту ночь на вкус.
— Сэр, еще немного, и вы заговорите стихами.
Это замечание только раззадорила его.
— Ваши волосы подобны шелку. У вас нежная и ароматная кожа — «… пленяет сладкий аромат того, что розой мы зовем».
— Действие второе, сцена вторая, — пробормотала Элисса.
— Прошу прощения?
— «Ромео и Джульетта», — ее серые глаза уставились прямо ему в лицо. — Не желаете преподать мне еще какие-нибудь наставления?
— Наставления?
— Да, прежде чем поцелуете меня.
Майлс подавил улыбку.
— Не ожидайте на первый раз слишком многого, миледи. Поцелуи требуют навыка.
Казалось, Элисса запоминает каждое сказанное им слово.
— Другими словами, надо учиться целоваться? Но ведь навык приходит с опытом и упражнениями.
Он не возражал.
Майлс склонился к ней, нагнул голову, вдохнул ее запах — Боже, она была в самом деле соблазнительна — и легко прикоснувшись губами к ее губам, тут же отпрянул. — И что же?
— Это было… — Элисса подыскивала нужное слово, — … приятно.
— Приятно? — Его поцелуи вызывали взрывы восторга у множества женщин, но ни одна из них не осмелилась оскорбить их, назвав «приятными»! — Вероятно, следует попробовать еще раз — ради приобретения опыта.
— Может быть.
На этот раз Майлсу удалось ощутить вкус и нежность рта Элиссы. Ее поцелуй оказался сладким, как хорошее вино: он был нежным, чарующим, страстным и немного таинственным. Но чем больше открытий он делал, тем больше оставалось непознанного для него.
— Как вам понравилась вторая попытка? — спросил он, подняв голову.
— По сравнению с первой заметны явные достижения, милорд — осторожно заметила она, — но…
— Но?
— Не могу смириться с тем, что это так просто, — упрямо заявила она. — Я читала о невероятной силе физической страсти, одолевающей мужчин и женщин на протяжении всей истории человечества. Должно быть, я узнала еще не все.
— Разумеется, не все, — Майлс был полностью согласен с ней. — Но вы невинны, вы — благовоспитанная девушка из хорошей семьи, миледи.
Элисса вздохнула.
— И вы — моя единственная надежда, милорд, мой последний шанс.
— Неужели?
Она кивнула.
— Без вашей помощи я сойду в могилу, так и не узнав, что такое страсть. Я и в самом деле несчастная пленница, мне нужен рыцарь в сияющих доспехах, пришедший на помощь, — добавила она.
Майлс чувствовал, как его решимость ослабевает.
— Ну, может быть, всего на несколько минут, в уединении сада…
— Будем думать, что мы одни в мире, — предложила она. — Нас никто не услышит, никто не увидит и никто ни о чем не узнает. Это будет наша тайна.
Пожалуй, он не отказался бы хранить такую тайну.
Майлс обвил рукой талию Элиссы и притянул к себе ее гибкое тело. Наклонившись, он прижался губами к ее рту. Кончиком языка он ощущал ее губы, зубы и язык. Он чувствовал, как по ее телу прошла сладостная дрожь, и сам вздрогнул от наслаждения.
Осторожно раздвинув языком ее губы, он проник ей в рот, впервые ощущая ее вкус. Этот вкус быстро стал привычным и желанным. Майлс обнаружил, что чем больше он узнает, тем больше жаждет.
Откровенно говоря, леди Элисса Грей обманула его предположение. Он знал, что она невинна, однако не мог и вообразить себе, что она обладала природным даром — даже богоданным талантом к поцелуям: такими поцелуями ему не удавалось наслаждаться еще ни разу.
Подумать только, эту женщину никто не целовал так, как он сейчас. Никто не обнимал ее прелестное и желанное тело, никто не прижимал ее к себе. Он был первым и единственным — эта мысль показалась Майлсу восхитительной.
Он ощущал ее напрягшиеся соски под тонкой тканью. Он представлял, как под ней проступают очертания ее груди, проявляются розовые кончики, доступные для его зубов, губ, языка. Он почти чувствовал, как его рука скользит по ее шелковистому бедру к золотистому сокровищу, впервые увлажнившемуся от его поцелуев и ласк.
Майлс удивился, обнаружив, что, целуя Элиссу, прижимая ее к груди и чувствуя нежное прикосновение ее груди через ткань, он настолько воспламенился.
Черт побери, да он раскалился, как кочерга! Его кожа горела — так он не возбуждался уже несколько лет. В сущности, он даже не помнил, чтобы когда-нибудь приходил в такое неистовство от одних поцелуев. Он чувствовал, как его тело становится слишком тесным, чтобы вместить его: это было великое наслаждение и великая мука.
Он и в самом деле забыл, кто эта девушка, кто он сам, где они находятся — забыл все, кроме страсти к ней в прекрасном саду под серебристой луной.
Майлс перевел дыхание и, глядя вниз, на ее прелестное лицо, признался:
— Мне всегда хотелось поцеловать ангела.
Элисса посмотрела ему в глаза:
— Я совсем не ангел, милорд.
Хоть кто-нибудь должен был сказать ей, предупредить ее о том, что поцелуй мужчины способен перевернуть целый мир и изменить все вокруг за несколько мгновений.
Она хотела… ждала… жаждала… Майлса Сент-Олдфорда!
Эта мысль ошеломила Элиссу. Ее сердце колотилось, как барабан, который она когда-то видела у моря, на концерте оркестра. Ее дыхание стало частым и торопливым. Руки и ноги превратились в ледышки, и в то же время их как будто сжигало пламя.
Биение сердца Майлса тоже участилось — она слышала его ритм, чувствовала его под рукой. Тепло его тела проникало через ткань рубашки, согревая ее.
Элиссе следовало возмутиться собственным поведением, но она не могла этого сделать. Она должна была умереть от стыда, обнаружив себя в объятиях маркиза, прижимаясь к нему всем телом, но и это оказалось ей не под силу. Ей следовало оттолкнуть маркиза, но она не собиралась этого делать.
Всего минуту назад она была любопытной невинной девушкой, а теперь — уже женщиной. Внезапно она поняла, что имел в виду поэт, сравнивая страсть с «лихорадкой души». Она впервые вкусила страсть, и не могла не признать, что это ей понравилось. Пугая, страсть неудержимо влекла ее.
Даже за миллион лет она не могла бы вообразить, что именно такими могут быть интимные, близкие отношения. Реальность поцелуев Майлса Сент-Олдфорда и ее собственных превзошла все, что могла подсказать ей самая смелая фантазия.
