– Этот процесс от начала и до конца незаконный, фальшивый, гнусный, – говорил брат Изамбар своим красивым серьезным голосом. – Кошон обещал казнить Жанну, но сначала он хотел бы бросить обвинение королю Франции, а для этого он не остановится ни перед чем.
По его распоряжению пленницу водили в зал для пыток, расположенный в главной башне, но она была непреклонна: даже когда ее били кнутом со свинчаткой, ничто не могло поколебать ее необычайного мужества. Наоборот, чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежды спасти ее. Жан Сон вместе с Арно, который отпустил бороду, чтобы быть неузнанным, пробрались в башню Буврей, осмотрели ее галереи и проверили, нет ли в каменной кладке пустот, что помогло бы пленнице убежать. Оба вернулись разочарованные.
– С ней невозможно поговорить, стража не спускает с нее глаз. В замке полно солдат. Когда мы входили и выходили, нас раз десять обыскали. Нужна большая армия, чтобы взять такую крепость, – сказал Арно, опускаясь на скамью. – Нам туда никогда не пробраться… Никогда!
Одно время заговорщики думали подкупить некоторых судей драгоценностями Катрин. Но брат Изамбар отговорил их от этого:
– Это бесполезно. Мне претит искушать отцов церкви подобным соблазном. Они согласятся принять этот неожиданный дар… И вам не доставит труда его вручить. Многие из них не будут раздумывать, служить ли вашим или нашим, если за это заплатят. Но самых непреклонных, таких, как епископ Авранша, так просто не подкупишь.
– Что же делать? – спросила Катрин.
Жан Сон пожал плечами и одним глотком осушил кружку вина, чтобы придать себе смелости.
– Ждать, когда будет вынесен приговор, раз это неминуемо случится, и попытаться предпринять что-нибудь в этот момент. Это наш единственный шанс, единственный шанс для Жанны, к которой Бог должен быть милосердным, – сказал он.
Когда Арно и Катрин покинули глубокий сводчатый подвал в романском стиле, служивший погребом Жану Сону, и добрались до своей каморки, они не могли ничего друг другу сказать. Между ними встала трагическая, вызывающая жалость тень пленницы. Они были объединены одним желанием: вырвать Жанну из лап несправедливой судьбы, но в то же время их разделяло все величие ее страданий. Как можно предаваться любви, когда знаешь, что приходится выносить молодой девушке?
Но однажды вечером, когда все собирались садиться за стол, кто-то с улицы постучал в закрытые ставни. Марго пошла открывать. В дом вошел человек высокого роста, одетый в черное.
– Всем добрый вечер! – сказал он. – И прошу простить, если побеспокоил. Мне нужен мэтр Сон.
Капюшон незнакомца скрывал часть его лица, но Катрин увидела, что Николь побледнела и задрожала. Молодая женщина наклонилась к своей псевдокузине и тихо спросила:
– Кто это?
– Жоффруа Терраж… палач! – ответила та упавшим голосом.
Не давая себе труда скрыть отвращение, Жан Сон поднялся из-за стола и всей своей массивной фигурой встал между дрожащими женщинами и черным силуэтом палача.
– Тебе-то что надо? – грубо спросил он.
– У меня дело к вам, мэтр, на завтра. Я получил приказание послезавтра, 24 мая, возвести высокую гипсовую кладку на кладбище Святого Уана.
– А для чего нужна эта кладка?
Терраж обвел всех глазами, и ему стало как-то не по себе под направленными на него взглядами, в которых застыл ужас.
– Костер! – коротко ответил он.
Не считаясь с опасностью, Катрин воскликнула:
– Жанне еще не вынесен приговор, насколько мне известно!
Палач равнодушно пожал плечами:
– Меня это не касается. Мне отдают приказания, а я их исполняю. Так я могу рассчитывать на вас, мэтр Сон?
– Все будет сделано, – ответил каменщик, и голос его заметно задрожал. – Всего хорошего!
Когда палач вышел, никто не двинулся с места, даже Марго с чугунком в руках тупо разглядывала дверь, за которой скрылся Терраж. Наконец она поставила чугунок на стол и оживилась.
– Бедняга! – сказала она. – Костер… Ну и смерть, вот ужас-то!
Поздно вечером, уже после того, как закончилась самая молчаливая из их совместных трапез, обитатели дома по улице Урс собрались в подвале, где уже были брат Изамбар и брат Этьенн, вернувшиеся в этот вечер из Лувье. Доминиканец и францисканец принесли плохие вести. Их лица, изборожденные морщинами, были печальны.
– Нет, ей не вынесли приговор, – отвечал брат Изамбар на вопрос Арно, – это далеко не так. В четверг ее должны отвезти на кладбище аббатства Святого Уана, чтобы там публично обвинить, заставить отречься от своих грехов и покориться святой церкви, иначе говоря – мэтру Кошону. Если она откажется, ее бросят в костер, если согласится…
– Что – если согласится? – повторила Николь.
Монах в белой рясе и накинутом на плечи черном плаще пожал костлявыми плечами. Его исхудавшее лицо стало суровым.
– Вообще-то они должны вернуть ее в монастырь, чтобы держать под стражей и заставить раскаяться. Ведь надо же угодить трибуналу, который наложил это наказание. Но мне кажется, это ловушка: Кошон что-то задумал. Слишком часто он обещал Уорвику, что Жанна умрет.
Пока все обдумывали слова монаха, мэтр Сон вытащил из кармана свиток пергамента и развернул его на бочке. Чтобы он не скручивался, каменщик поставил сверху железный подсвечник и разгладил рукой потрескавшуюся и почерневшую кожу. У всех присутствующих были мрачные лица, и только у него вид был довольный. Его жена заметила это:
– Тебе что, доставило удовольствие все, что тут сказал брат Изамбар?
– Гораздо большее, чем ты можешь себе представить: у нас появилась возможность спасти Жанну. Здесь, – добавил он, указывая на пергамент, – старинный план аббатства Святого Уана, об этом я уже говорил. План представляет значительный интерес. Лучше посмотрите сами…
Они собрались вокруг, с интересом разглядывая из-за его спины пергамент. И очень долго Жан Сон сдержанным голосом разъяснял, что было на плане.
Убедившись в том, что она сможет устроиться там, где Жан Сон и Арно ей рекомендовали, Катрин добралась рано утром до кладбища аббатства Святого Уана. Она должна была сидеть на ступенях полуразрушенного распятия, установленного на холме против трибун, приготовленных для судей, и маленького эшафота, на котором займет место Жанна. Неподалеку, между трибунами и южным портиком церкви Святого Уана, возвышалось зловещее кострище, сложенное накануне каменщиком и грозившее развалиться под тяжестью дров. Спустя некоторое время Николь устроилась с группой разодетых кумушек под навесом одной из деревянных галерей, окружавших огороженное место для мертвых. На крышах галерей были свалены кости уже убранных тел. Это место называли оссуарий. Кладбище быстро заполнялось народом, теплая погода и любопытство заставили выйти на улицу почти весь Руан. Большинство видели Жанну впервые.
