Жюстине не пришлось долго раздумывать, куда отправиться из Лондона. Выбор ее был небогат: либо вернуться домой к родителям, либо провести лето у сестры Норы, которая была беременна и изнывала от тоски в окружении своих слуг. Муж Норы, Генри Алленсон, был занят важными государственными делами и редко бывал дома. Девушка решила ехать к сестре. Правда, Нора так утомляла своей бесконечной трескотней, могла болтать без умолку день и ночь, но человеком она была очень добрым и жизнерадостным. «Уж лучше общество беспокойной сестры в Суссексе, – рассуждала Жюстина, – чем встреча с матерью, с ее вопросами, испытующими взглядами. Она сразу заметит темные круги под глазами, мое подавленное состояние».
Жалость к себе была совершенно не свойственна мисс Брайерли, но сейчас ей никак не удавалось вернуть былую жизнерадостность. Раньше она могла управлять своими эмоциями – спасало чувство юмора. Ведь даже когда пришлось расстаться с герцогом Уиндхэмом, Жюстина не упала духом. Правда, и большой любви не было, потому и отношения поддерживать не имело смысла. Разве что из корысти? А теперь герцог женат на ее подруге, Аллегре Темпл, и, кажется, счастлив. Конечно, Уиндхэм был прекрасной партией, но мисс Брайерли поклялась, что замуж выйдет только по любви, и ни положение в обществе, ни богатство ее будущего избранника не тревожили ее. Жюстина осталась верной своей клятве, хотя ни друзья, ни родственники не разделяли ее взглядов, считали идеалисткой, не понимающей жизнь. Но ведь настоящая любовь все-таки пришла! Нет, она не пришла, она как ослепительная комета вспыхнула на горизонте, чтобы так же внезапно погаснуть…
Любовь пришла в образе Дамиана Траубриджа, лорда Левингтона. Стареющие светские дамы, умудренные жизненным опытом, предостерегали Жюстину от знакомства с этим человеком, называли его развратником, повесой, самовлюбленным эгоистом. Но разве любящее сердце прислушивается к голосу разума? Оно уже успело утонуть в глубоких омутах этих синих глаз и потеряться в пьянящей сладости улыбки, когда их обладатель, Дамиан Траубридж, вдруг заявил мисс Брайерли, что никогда никого не любил и не любит. Жюстина была уверена, что ее любовь, такая сильная и жертвенная, не может остаться без взаимности, но маркиз решительно отвергал все, что шло дальше легкого увлечения.
Откровенничая с Жюстиной по поводу своих любовных похождений, Дамиан при этом каялся, признавая свою вину. Девушка слушала его излияния, и сердце ее разрывалось от боли. Никогда еще Жюстина так не страдала. И теперь, через столько дней и ночей, душевная рана еще не затянулась. Да, Дамиан ничего не обещал ей, не просил ее руки. Но не могла же она не видеть, как всякий раз при встрече с ней его глаза светились огромной радостью, в них отражалось столько чувства… Тогда Жюстина не сомневалась, что он любит ее, но сейчас, по прошествии времени, поняла, что заблуждалась. Какие чувства испытывал к ней маркиз, теперь для нее было загадкой. Должно быть, она приняла за любовь нечто другое. «А может, это «другое» и есть любовь, а у меня о ней просто не то представление? – внезапно осенило девушку. – Что ж? Я прожила жизнь в плену своих иллюзий», – с горечью думала она. О, будь все проклято! – стон вырвался из груди, и глаза заволокло слезами.
– Мисс Жюстина! – Агнесса не на шутку испугалась.
– Я не хотела, прости, – произнесла Жюстина, утирая слезы тыльной стороной ладони, понимая, что это не совсем прилично для леди, но что делать, если под рукой нет носового платка? Одному богу известно, сколько носовых платков понадобилось ей с тех пор, как Левингтон покинул Лондон. Именно он стал причиной ее поездки к Норе в Суссекс. Родовое гнездо маркиза, Ардмор Крест, находилось в трех милях от поместья лорда Алленсона, и Жюстина втайне надеялась, что рано или поздно встретится с ним там. «Безусловно, при встрече он решит, что я приехала возобновить прерванные отношения. Но ведь оно так и есть, и будь я на его месте, ничего другого не подумала бы», – последнюю фразу Жюстина произнесла вслух, одновременно наблюдая за Агнессой, укладывающей в красный кожаный чемодан господские гребни и щетки с серебряными рукоятками. Услыхав непонятные слова, произнесенные юной леди, служанка прервала свое занятие и искоса взглянула на Жюстину. Не в первый раз наблюдала она, как госпожа бесцельно ходит по комнате, что-то бормоча себе под нос. Жюстина же таким способом старалась справиться с участившимися в последнее время приступами отчаяния.
– Позволю себе заметить, мисс, что Ваша сестра будет счастлива видеть Вас у себя в Мильверли. Ведь ей скоро рожать.
– Я думаю, недели через четыре. Конечно, ей понадобится моя помощь, ведь мама из-за болезни не сможет приехать к ней. Ну а потом я вернусь домой, и, возможно, навсегда. Там я быстро позабуду все прелести столичной жизни.
Агнесса покачала седой головой:
– Не стоит так убиваться. Вы так молоды, и Вам надо думать больше о будущем, а прошлое постараться забыть.
– Пожалуй, Вы правы, но от себя-то не уйдешь, – мрачно ответила девушка, в который раз стараясь подавить нахлынувшее чувство горечи. – Прошлое не дает мне покоя.
Агнесса понимающе кивнула:
– Все мы хоть однажды пережили трудные минуты, мисс.
– Нам пора покинуть это неуютное местечко, мы и так потеряли слишком много времени, – сказала девушка, помогая Агнессе упаковать свои вещи. Если бы они выехали из Лондона накануне в полдень, то сегодня были бы на южном побережье. Вчерашняя остановка в этой гостинице спутала все планы, зато дала Жюстине возможность хоть немного отвлечься от столичной суматохи и настроиться на провинциальный лад. Да и спешить к неугомонной Норе, которая своей болтовней любого сведет с ума, тоже не стоило. И, наконец, промедление в пути хоть ненадолго отдалило каверзные вопросы сестры. Жюстина понимала, что волновать Нору в ее положении нельзя, следует привести свои чувства в порядок, чтобы в Мильверли никто не догадался, какое смятение царит в ее душе. Ведь рано или поздно она встретится там с Левингтоном. А что сулит эта встреча? Презрение? Безразличие? «Ничего хорошего», – решила девушка. Пытаясь унять дрожь в руках, Жюстина решительно затянула ленты шляпки. «Эх, если бы можно было убежать от всего этого!..»
* * *
Дамиан Эдуард Лукас Траубридж, четвертый потомок маркиза Левингтона, владелец Ардмор Крест, Олдхэвена, Восточный Суссекс, въезжал во двор «Золотого Яйца». Помахав рукой, он хотел привлечь внимание хозяина, но вдруг услыхал страшный грохот, раздавшийся сзади. Обернувшись, маркиз увидел опрокинувшийся экипаж. Тотчас вокруг собралась толпа. Пожилой джентльмен в старомодном парике и мешковатом костюме громко спорил с хозяином гостиницы по поводу платы за перевозку.
