Индия ответила ему улыбкой.
— Сейчас вы скажете, что это опасно, что пролив между рифами узок и скалист, а аборигены по старинной привычке поедают всех и каждого.
Капитан издал короткий смешок.
— Вы правы, именно это я и собирался вам сообщить.
— Но тогда мне тем более нужно туда попасть. Мой опыт подсказывает, что самые пленительные и стоящие внимания места находятся как раз там, куда меня настойчиво уговаривают не ездить.
Капитан снова рассмеялся, а затем, задумчиво глядя вдаль, произнес:
— Вообще-то есть один человек, который может согласиться вам помочь, раз уж вы решительно настроены ехать на Такаку. Его зовут Райдер. Джек Райдер. Он все рифы знает как свои пять пальцев и каннибалов не боится.
Индия с любопытством посмотрела на капитана Грэнджера.
— Почему не боится?
— Может, потому, что прожил с ними два года.
У Индии перехватило дыхание.
— Жил с людоедами? Англичанин? Как это?
— Он не англичанин. То есть не совсем. Он из Квинсленда, из колониальной Австралии.
— Понятно, — пробормотала Индия. Ну конечно. Эти австралийцы — все отпетые негодяи. Может, и не такие мерзавцы, как головорезы с островов, но тоже не ангелы небесные.
— Он живет на Нойбренене, у него там маленькая кокосовая плантация, — продолжал капитан. — Завтра утром первым пароходом и поезжайте.
— На Нойбренене? Но ведь этот остров принадлежит Германии, кажется?
— И немцы готовы защищать свою собственность — в их гавани всегда наготове канонерская лодка. Потому-то Райдер там и обосновался.
Индия испытала смешанное чувство волнения и любопытства.
— Он что, пират?
— Ну не то чтобы пират, однако человек довольно опасный. Вам лучше об этом знать.
— Надеюсь, не очень, иначе вы бы не стали мне о нем рассказывать. — Индия протянула ему руку. — Как хорошо, что мы случайно познакомились. Я очень ценю ваше участие.
Капитан Грэнджер пожал протянутую ему руку, но все же неодобрительно покачал головой.
— Многие скажут, что я оказал вам медвежью услугу и, наоборот, надо было посоветовать держаться подальше от Джека Райдера. И еще следовало бы настойчивее отговаривать вас от поездки на Такаку.
— У вас из этого все равно ничего бы не вышло. От удовольствия, отразившегося на его лице, морщинки вокруг глаз обозначились резче.
— Да, пожалуй, вы правы.
Саймон повернулся, намереваясь идти, затем вновь обернулся к Индии и задумчиво сдвинул брови, словно какая-то мысль беспокоила его.
— Если вы и в самом деле решите обратиться к Джеку Райдеру, лучше не называйте моего имени.
— Вы с ним враги?
Капитан улыбнулся, и Индия внезапно ужаснулась — такой холодной и свирепой была эта улыбка. Боже, куда делось все его обаяние!
— Как раз наоборот. Мы были лучшими друзьями. Когда-то.
Шум стоял такой, как будто залпы орудий сотрясали землю — это волны вдали от берега с грохотом разбивались о рифы. Иногда Джек, забравшись на скалу повыше, любил отдаться силе волн, которые, словно тамтамы, будили в нем неясные мечты и еще нечто вроде ощущения бессмертия, смешанного со странным, будоражащим чувством свободы.
Но сейчас у Джека Райдера раскалывалась голова, и этот бесконечный тарарам бьющихся о рифы волн попросту сводил его с ума. «Слишком много кава-кавы[1] выпил вчера», — сказал он себе и, пошатываясь, вышел на крытую пальмовыми листьями веранду. Где-то здесь было ведро воды.
Отыскав ведро возле крыльца и обнаружив, что оно почти полное, он опрокинул содержимое себе на голову и тут же хрипло выдохнул — вода оказалась неожиданно холодной. Стекая по его голой груди и спине, вода намочила кусок материи, обернутый вокруг бедер и представлявший всю его одежду. Что поделаешь — местный колорит.
Джек затряс головой, отряхиваясь, как намокшая собака, затем открыл глаза и, щурясь от беспощадного тропического солнца, стал вглядываться в даль, туда, где в лагуне солнечные лучи превращали подернутую рябью воду в сияющие и переливающиеся бриллиантами доспехи. Ему вдруг показалось, что от старого ржавого корабля, пришвартованного в бухте, к его доку приближается лодка. «Нет, вряд ли», — подумал он и снова закрыл глаза.
Сквозь отдаленный шум набегающих волн мудрено было расслышать легкие шаги на дорожке по ту сторону бунгало.
— А я-то все думаю, когда ты очухаешься, — послышался веселый молодой голос.
Джек открыл один глаз, увидел сияющее улыбкой лицо Пату и застонал. Ему очень хотелось облокотиться о стену, да только плетеное из бамбука сооружение опорой служить никак не могло, так что вместо этого он примостился на верхней ступеньке крыльца и сжал коленями голову.
— Я слышал, что тебя разыскивает один англичанин, по имени Грэнджер, — сказал Пату, — Саймон Грэнджер, капитан английского военного судна «Барракуда».
— Знаю.
— Говорят, он не прочь увидеть тебя болтающимся на виселице. Он и еще его лейтенант, который, кстати, премьер-министру Англии, будь он неладен, кузеном приходится. Так вот, они поклялись, что вздернут тебя.
— Сказал же, знаю.
— И тебя это не волнует?
— Думаешь, есть о чем беспокоиться?
— Уж я бы точно побеспокоился.
Скоро четыре года, как этот мальчик живет у Джека. Пату утверждал, что ему то ли пятнадцать, то ли шестнадцать лет, но точно никто не знал, и к тому же он был такой худенький и маленький, что казался еще моложе. Мать его была полинезийкой, родом с какого-то острова неподалеку от Таити, а отец — англичанином, одним из тех, чей путь лежал как раз мимо этого острова. Англичанин полюбил смуглую экзотическую красавицу, а потом бросил ее, да и уплыл восвояси. Поговаривали, что Джек усыновил мальчонку, потому что когда-то он оставил собственного ребенка, но настоящая правда была в том, что это Пату взял на себя заботу о Джеке.
— Знаешь, по-моему, ты слишком долго общаешься с папалаги,[2] — сказал Джек. — А не вернуться ли тебе на какой-нибудь полинезийский островок, где только и делают, что в облаках витают, целый день плавают да хохочут, а ночью под пальмами предаются любви на пляжах, залитых лунным светом.
— Хм, похоже, это не я, а ты витаешь в облаках. — Пату подошел и сел на ступеньку рядом с Джеком. В отличие от своего друга он носил полосатые брюки, рубаху с открытой шеей, не брезговал и обувью. Пату постоянно напоминал Джеку об угрозе в лице гоняющегося за ним английского офицера, а тот, в свою очередь, всем своим образом жизни не позволял мальчишке забыть о его полинезийских корнях.
