— Никогда, отец, — сказал он, скрипнув сжатыми зубами, — слышишь, никогда не делай так! Не падай духом, и не сдавайся, иначе они налетят на нашу семью, как грифы.
Вмиг осунувшись и ссутулив плечи, Алехандро сглотнул подступившие слезы.
— Вас скоро позовут.
— И мы войдем в зал суда с высоко поднятой головой. Нас могут обвинить и даже повесить, — ответил юноша, — но богу известно, что мы невиновны, и мы тоже знаем это. Я не собираюсь предстать перед Трибуналом как обычный предатель, потому что я не изменник.
— Даже не упоминай об этом, Мигель, — возмутился дядя.
— Нас могут казнить, и вы это знаете.
— Проклятье! — герцог слегка отстранился от сына. — Тебе и в самом деле безразлично, или это просто видимость? Что течет в твоих жилах, парень? Ледяная вода? — поддел сына задетый за живое дон Алехандро.
— Ради бога, отец! — вмешался Диего.
— Я хочу знать это! Будь ты проклят, Мигель! Неужели ты не понимаешь? Вы мои единственные сыновья, продолжатели рода и наследники. Как ты можешь с таким спокойствием встречать судьбу, вместо того, чтобы бунтовать и сопротивляться? Что я скажу твоей матери, если вас приговорят к виселице? Ради всех святых и преисподней! Что я ей скажу?
Мигель с трудом сглотнул — он ни на минуту не переставал думать о матери. Его терзала мысль о возможной смерти. Для матери это было бы самым худшим. Отец, возможно, пережил бы смерть сыновей, но она… Мигель собирался ответить отцу, когда дверь снова открылась, и их позвали предстать перед судом.
Побледнев, и дрожа от страха, Диего поднялся и нетвердой походкой направился в двери, и тут же сильная и твердая рука брата подхватила его. Голос Мигеля прозвучал так сурово, что Алехандро содрогнулся от ужаса и гордости одновременно.
— Если ты дрогнешь, Диего, клянусь всем самым святым, что я вытрясу из тебя все кишки перед тем, как нас повесят.
Младший де Торрес выпрямился, проглотив свой страх, и уверенно выдержал взгляд изумрудно-зеленых глаз брата.
— Клянусь, я не опорочу семью, Мигель.
— Вот так-то лучше, малыш! Так лучше.
Подбодренный братом, Диего первым вошел в зал суда.
Лондон, конец 1667 года
Пассажирский бриг “Красотка Оливия” готовился отчалить. Это было легкое двухмачтовое судно с прямыми парусами, быстроходное и маневренное. Бриг был также оснащен восемью пушками по левому и правому бортам. Экипаж был набран из бывалых моряков, которым стычки с вражескими кораблями были не в новинку.
Колберт не испытывал особого беспокойства, отчасти потому, что плыли они торговыми путями и были неплохо подготовлены, хотя в те времена никто не мог быть уверенным в том, что не столкнется с судами неприятеля.
Меньше чем через час его дочь Келли отправится на Ямайку, где ей предстоит долгое время жить в имении его сводного брата, Себастьяна. Колберт принял это решение окончательно и бесповоротно, и ни рыдания жены, ни возражения сына не заставили изменить его. Не отменит он его и теперь. Келли нужно было преподать урок. Она росла в любви, но, возможно, они с женой ошиблись в воспитании дочери. Несмотря на то, что Келли всегда послушно выполняла родительские повеления, она отказалась выйти замуж, хотя брак был уже на мази, и этот отказ переполнил чашу отцовского негодования.
Из экипажа, где находились сын и дочь, послышались девичьи всхлипы.
— Ну-ну, бесенок, — приговаривал брат, гладя сестру по плечу, — это же не край света.
— Ох, Джеймс! Ну как ты можешь так говорить? — сокрушалась Келли. — Проклятье, ведь это не ты туда едешь!
Миловидное лицо юноши напряглось, и Келли тут же крепко обняла брата, а он поцеловал ее в подбородок. Девушка пристально посмотрела своими сапфирово-голубыми глазами в более светлые глаза брата.
— Прости, я не это хотела сказать. Мне очень жаль.
— Я знаю. Просто у тебя плохое настроение, и это неслучайно. Но подумай об этом иначе — так ты узнаешь Ямайку.
— Да не нужна мне эта Ямайка! — снова вознегодовала Келли. — Я не хочу уезжать из Англии! Джеймс… ты, правда, считаешь, что отец не станет?.. — Юноша отрицательно помотал головой. — Тогда я не сяду на этот корабль!
Джеймс Колберт не смог сдержать едва заметную улыбку при виде младшей сестры. Нахмуренные брови и скрещенные на груди руки придавали ей вид обиженной девчонки. Джеймс чмокнул сестру в нос и промолвил, утешая:
— Это ненадолго.
— Ради бога, три года, целых три года!
— Время пролетит незаметно, бесенок. К тому же… кто тебе сказал, что в Порт-Ройале ты не познакомишься со множеством молодых людей? Как знать, а то и влюбишься в кого, тем более что здешний претендент тебе не по душе…
Келли догадалась, что брат подшучивает над ней, и стукнула его кулачком в грудь, что еще пуще развеселило Джеймса.
— Ты дурачок, Джеймс! В Порт-Ройале нет никого, кроме плантаторов и пиратов, но меня не прельщает иметь в мужьях ни тех, ни других. Скорее, я предпочла бы того, кого выбрал отец!
— Тогда соглашайся и выходи за него.
— Уж лучше умереть!
Джеймс не просто любил, а души не чаял в своей сестре, и при мысли о скором прощании с Келли, он испытывал мучительную боль в груди. Девушка плакала все дни напролет, узнав от отца новость о предстоящем отъезде, и Джеймсу претило видеть ее такой подавленной, потому что эта заплаканная, печальная девушка была не Келли. Вот если бы она была неистовой от ярости, тогда она снова стала бы его обожаемой сестренкой. Келли отнюдь не была строптивой или сварливой, напротив. Челядь боготворила ее, потому что для всех у нее всегда имелось в запасе ласковое слово; она ненавидела несправедливость, и всегда старалась помочь, чем могла, но уж если злилась, то норовом с ней не сравнилась бы и тысяча чертей. Джеймс предпочитал видеть ее разъяренной, но не побежденной, и своими подначками ему удалось разозлить Келли. Тогда он снова обнял сестру и вывел ее из экипажа.
— Напиши нам, как только доберешься. Капитан Мортимер привезет нам твое письмо.
— Я умру без вас! Я это знаю.
Мать все так же разрывалась между любовью к дочери и решением мужа; не сдержавшись, она снова разрыдалась. Мать всеми силами и средствами старалась изменить решение мужа и смягчить наказание, но все ее мольбы пропали даром, и теперь, безутешная, она прощалась с дочерью.
— Я тоже, родная, — мать и дочь обнялись. — Я буду скучать по тебе, без тебя мне будет так тоскливо!..
— Довольно! — услышали они властный голос главы семейства. — От разлуки никто не умрет. Келли познакомится со своей ямайской родней и попутно научится уважению.
