— От тебя я ничего не хочу! — рявкнул он, но все же не отвернулся и не снял рук с ее плеч.
— Ну конечно… Ты хочешь моей крови, — пробормотала она, проводя кончиками пальцев по его обнаженной груди, а затем по животу. Опускаясь ниже, она задержалась на упругой выпуклости, где его мужское естество заметно напряглось под бриджами. — Возможно, ты меня и не хочешь, но о твоем теле этого совсем не скажешь!
Он закрыл глаза, стараясь унять бешеную дрожь, в которую его бросало каждый раз, когда он чувствовал близость ее тела.
— Неужели ты действительно хочешь этого, Морриган? Ты же знаешь, как сильно я тебя ненавижу!
Она прижалась к нему, изогнувшись:
— Между любовью и ненавистью такая тонкая грань, мой король. Ничего… Мы с этим справимся.
Он открыл глаза и увидел перед собой волевые, почти мужские черты. В ее блестящих черных глазах читалось торжество, а резко очерченное, скуластое лицо покрыл румянец страсти. Не помня себя, он схватил ее за черные как вороново крыло волосы, с ее полных, чувственных губ сорвался стон.
— Как же я тебя ненавижу! — прошептал он, но эти слова прозвучали совсем не так убедительно, как ему хотелось бы.
— Я знаю, — прошептала богиня в ответ. — Но и от любви ко мне тебе тоже никуда не деться!
Париж, 1675
Когда он ее обнаружил, женщина была уже мертва. Один вампир не смог бы зараз так иссушить человеческое тело, но эта бедняжка столкнулась сразу с тремя, и они, набросившись все вместе, не оставили в ее теле ни капли крови. В ожидании развития событий он притаился на самом краю крыши. Девушка, за которой он следил, передвигаясь по крышам домов вдоль извилистых парижских улочек, должна была вот-вот появиться на месте ужасной расправы. Встав на колени, он устроился поудобнее и весь обратился в зрение.
Она была довольно высока для женщины. Возможно, лишь сантиметров на пятнадцать ниже его ста девяноста трех. Он даже довольно ухмыльнулся, когда ему впервые удалось мельком ее рассмотреть, одетую в темный, без излишних украшений мужской костюм. У нее были светлые, цвета спелой пшеницы, волосы, стянутые лентой высоко на затылке, а надвинутая на глаза широкополая шляпа не позволяла толком разглядеть черты ее лица. В тот раз он лишь увидел благородный орлиный нос и полные, чувственные губы, цвет глаз тогда остался загадкой. Как же ему хотелось рассмотреть ее глаза теперь, когда она вышла из тени аллеи и прямиком направилась к трем заканчивающим свое ужасное пиршество вампирам!
Внезапно она откинула назад свой темный плащ и откуда-то из его складок выхватила легкий боевой топор с длинной рукоятью, противоположный конец которой был отточен острым колом. Она только раз взмахнула им, и вампир, припавший к запястью лежащей на земле женщины, навсегда простился со своей головой. Он оказался так стар, что со смертью его тело почти тут же превратилось в кучу костей и пыли. Когда двое других удивленно подняли головы, девушка резко выбросила вперед ногу, делая подсечку ближайшему к ней вампиру. Тот с криком упал, и она, ловко перехватив топор, одним ударом пронзила колом его грудь. Он оказался совсем молодым, так что в этот раз обошлось без пыли — лишь распростертое мертвое тело на земле. Наблюдатель на крыше сообразил, что старший вампир был, вероятно, учителем, который наставлял новоиспеченных, как следует охотиться. Он догадался об этом еще и потому, что последний оставшийся вампир даже и не думал никуда убегать.
— Убийца!.. — злобно усмехнулся вампир. — За твою голову назначена награда. Регент щедро наградит меня, когда я доставлю ему твой бездыханный труп!
Неожиданно она бросила топор на землю, и наблюдатель на крыше сразу напрягся. Он превратился весь во внимание, готовый вмешаться в любую секунду, когда разъяренный вампир кинется на девушку. Та, однако, совсем не растерялась. Сделав два точно выверенных шага навстречу, она в момент, когда враг уже почти в нее вцепился, ухватила его за лацканы камзола, резко подалась назад и перебросила его через себя, используя его же собственную инерцию. Пролетев над ней, вампир перевернулся в воздухе, девушка же, упав на спину, оказалась лежащей на булыжной мостовой. Пока вампир поднимался, она каким-то невероятным плавным движением ног и всего тела подбросила себя и тут же приземлилась на полусогнутые ноги, вполоборота к своему противнику. Ее рука скользнула змеей по холодным камням мостовой и ухватила рукоятку брошенного топора, причем так уверенно, будто девушка заранее знала, где именно он будет лежать. Разворачиваясь всем телом навстречу атакующему, она взметнула топором наискось вверх. Казалось, отточенное лезвие едва коснулось шеи вампира, но отрубленная голова плюхнулась на булыжную мостовую и покатилась, точно гнилая тыква.
Затаив дыхание, наблюдатель на крыше наконец-то облегченно выдохнул. Она была поистине изумительна! Ни одного лишнего движения или неуместного в данной ситуации замечания. Лишь приведение в исполнение заранее вынесенного приговора. Видит бог, эта девушка просто очаровала его. После трех с половиной прожитых на этой земле веков и вполне обоснованного недоверия ко всему женскому полу это само по себе уже было удивительно. Теперь он наблюдал, как девушка, желая удостовериться, что жертве вампиров действительно уже ничем нельзя помочь, беззвучно склонилась над женским телом. Она тяжело вздохнула, и ему удалось расслышать обрывки молитвы, которая слетела с ее уст, когда она закрывала покойнице глаза. Поднявшись на ноги, девушка перешагнула через один из вампирских трупов и подняла свою давно слетевшую шляпу. Вдруг она замерла и, словно почувствовав на себе чей-то взгляд, тревожно посмотрела наверх. Он бесшумно скользнул в тень. Его губы расплылись в довольной улыбке: глаза у нее оказались того же цвета, что и знаменитый небесно-голубой бриллиант Людовика XIV! Она снова надвинула на глаза широкополую шляпу и неслышными шагами направилась прочь от этого страшного места. Поглощенный мыслью о неизбежной будущей встрече и в то же время еще не зная, где и когда она может состояться, он продолжил свое тайное преследование…
Вообще-то, быть примадонной Парижской Оперы означало множество приятных вещей, которые она любила и от которых вовсе не собиралась отказываться: сцена, костюмы, музыка… Она любила петь и обладала голосом, который многие, включая знаменитого Жана-Батиста Люлли, считали не имеющим себе равных во всей Европе. Этот талант принес ей славу, богатство, внимание королей; вознес ее из грязных трущоб в блестящий мир высшего света, который теперь, казалось, в едином порыве готов был броситься к ее ногам после очередной звездной премьеры во дворце Тюильри.
