– Злой умысел – тяжкое преступление, совершенное против Господа и святой церкви, – с торжествующим видом добавила настоятельница.
Тут Мерри не выдержала и заговорила:
– А как насчет ваших преступлений, матушка? Ведь вы измываетесь над беззащитными девочками!
Монахини за ее спиной в ужасе ахнули. Аббат Жерво и приходской священник из Ричмонда переглянулись.
Все знали об извращенном удовольствии матери-настоятельницы хлестать плетью монахинь.
– Молчать! – оборвала ее Агнесс, вскинув руки и напомнив своим видом огромную черную птицу. – Обвиняемому слова не давали! Как смеешь ты поливать меня грязью, когда сама вызываешь отвращение в глазах Господа? – Прищурившись, она уставилась на Мерри. – Я собиралась проявить христианское милосердие и смягчить приговор до наказания двадцатью ударами плетью, но теперь передумала. Мы приговариваем тебя к сожжению, и приговор будет приведен в исполнение завтра же на рассвете!
Сожжение! Приговор представлялся нелепым. Сожжение обычно практиковали на континенте, но в Англии к нему редко прибегали. Мерри почувствовала, как пол под ней заходил ходуном. Молить о пощаде Мерри не стала. Агнесс забила бы ее до смерти.
За какие преступления, спрашивается? Вина Мерри состояла в том, что она хотела защитить монахинь от издевательств настоятельницы. Каждый раз, когда святая мать секла их, Мерри старалась не оставлять причиненное зло без последствий. С настоятельницей непременно что-нибудь случалось: припадок, во время которого она прикусывала язык; на теле появлялась сыпь, от которой нельзя было избавиться; на руках вскакивали бородавки. Все это делалось с единственной целью: чтобы Агнесс хорошенько подумала, прежде чем снова взяться за плеть.
Настоятельница немного присмирела, однако не изменилась.
Ее последняя жертва сошла в могилу. Желая отомстить за ее смерть, Мерри добавила в вино настоятельницы белены, от чего у Агнесс начался понос, столь безудержный, что, будь она менее вынослива, могла бы отправиться на тот свет. Но, увы, этого не случилось. Теперь Агнесс жаждала справедливости.
– Вам придется уведомить мою семью, – произнесла Мерри.
Агнесс посмотрела на нее с притворным состраданием.
– Твоя судьба нисколько не волнует твою семью. Иначе они давным-давно, написали бы, – заявила она.
Это было правдой. Кларисса, старшая сестра Мерри, и мать, Жанетт, ни разу не навестили Мерри с тех пор, как привезли ее в Маунт-Грейс. Она причиняла им слишком много хлопот, и они не стали бы ее спасать.
Умирать Мерри, видимо, придется в одиночестве. С того дня, который навеки изменил жизнь Мерри, она не встречала справедливости и сострадания и нигде не находила утешения, даже в монастыре. Что изменится, если она умрет?
– Тебе есть что сказать? – обратилась к ней настоятельница. – Раскаиваешься ли ты в том, что отвернулась от Господа и связалась с Сатаной?
Взглянув на настоятельницу, Мерри поразилась сходству тиранки с ее отчимом Фергюсоном. Но Фергюсон, слава Богу, мертв. Одним деспотом, мучившим смиренные души, стало меньше.
Мерри наконец обрела дар речи.
– Встретимся в аду, Агнесс, – сказала она, услышав восхищенные вздохи монахинь. – Если мне суждено сгореть сейчас, то тебе гореть вечно за то, что мучила ни в чем не повинных женщин. Можешь сжечь меня, если хочешь. – Мерри вскинула подбородок, демонстрируя силу духа. – Я предпочитаю умереть, чем оставаться в этом аду с тобой на земле.
* * *
Сэр Люк Ленуар, капитан королевской армии принца, внук графа Арундела, никогда не страдал слабостями простых смертных. Не давая армии передышки, он гнал ее в ночи стремительным галопом, не позволявшим воинам спать в седле.
Эрин, его сонный сквайр, время от времени искоса поглядывал на хозяина, поражаясь его выправке. После стольких часов, проведенных в седле, он продолжал держаться прямо. На фоне фиолетового предрассветного неба гордый силуэт сэра Люка резко отличался от сутулых фигур ратников. В пурпурном свете зари его безукоризненно отполированные доспехи отливали серебром. Шлема на его темноволосой голове не было – он внимательно прислушивался к звукам, которые могли принести с собой угрозу более серьезную, чем писк и жужжание насекомых.
Его армия дала обещание в течение года снести крепости, возведенные без санкции короля. Девять из двенадцати месяцев уже минули. Они разрушили одну крепость в Драксе и еще одну в Линкольншире. Осталось всего три месяца. Успеют ли они справиться с заданием до завершения срока? Но Эрина это не волновало. Он знал, что для сэра Люка не бывает ничего невозможного.
Неделю назад прибыл гонец с известием, из которого явствовало, что старик Арундел с каждым днем теряет силы. Однако преданный вассал сэр Люк не отправился домой, не доведя миссию до конца, продолжая форсировать болота и горы, распространяя власть принца Генриха.
Эрин сочувствовал своему господину, хотя тот не нуждался в сочувствии. Сэр Люк был богаче и могущественнее большинства вельмож, но он был незаконнорожденным и к тому же наполовину сарацином. И тем не менее он стал фаворитом принца Генриха, которому спас жизнь, когда принц был еще ребенком. Благодаря храбрости и отваге сэр Люк заслужил военное прозвище Феникс и быстро прославился. Он был самым хитроумным военачальником Генриха. К счастью для его противников, он предпочитал добиваться заключения мира, а не сражаться. При столь щекотливом задании, как разрушение незаконно возведенных построек, выросших за время правления Стефана, дипломатический талант сэра Люка делал его незаменимым дома и за границей.
Из сражений он выходил без единой царапины, исполненный достоинства и выдержки, какие бы драматические события вокруг него ни кипели.
Проскакав всю ночь напролет, сэр Люк выглядел бодрым и внимательно всматривался в даль. Целью их следования был монастырь, где сэр Люк со своими людьми мог наконец передохнуть.
Сооруженный на краю болотистой пустоши монастырь оказался небольшим строением мрачного вида, обнесенным стеной.
Сэр Люк спрыгнул с лошади и дернул за шнурок колокольчика.
В воротах открылось смотровое окошко.
– Кто там? – спросил испуганный девичий голос.
– Королевская армия принца Генриха, – ответил Феникс. – Мы уповаем на отдых и пищу за вашими стенами.
К их общему удивлению, смотровое окошко захлопнулось. Пораженный, сэр Люк взглянул на сквайра и опять дернул за шнур колокольчика.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем смотровое окошко снова открылось.
– Я настоятельница. Зачем вы сюда прибыли? – с неприкрытой злобой спросила настоятельница.
