Коул закутал Джоша в одеяло – слава Богу, не забыл, выезжая, сунуть его за седло! – и вернулся к женщине. Опустившись на колени, он снова пощупал ей пульс: не лучше, чем был, но кровь, кажется, остановилась. Что же с ней делать? Самое разумное – отвезти к доку Эддли: пусть о ней заботится врач... Да, это разумно. Только девушка, лежавшая в пыли посреди дороги, была так хрупка и беспомощна, что у Коула сжалось сердце. Внезапно захотелось охранить ее, защитить. И показалось – отчего бы это? – что его жена Мегги стоит рядом и смотрит на раненую с состраданием. Пока Мегги была жива, любой самый жалкий бродяга, самый паршивый бездомный пес находил себе приют в доме Кентреллов. Коул знал, как поступила бы она на его месте.
«Хорошо, Мегги. Я возьму ее. Ради тебя».
Дорога домой была сущим кошмаром. Не успели отъехать от станции, как полил дождь. Дул встречный ветер, и по лицам всадников и мордам лошадей секли тяжелые капли. Беспрерывно гремел гром, сверкали молнии, и Вороной каждый раз норовил прянуть и сорваться с привязи.
Коул был сильным мужчиной, но править одной лошадью, вести на поводу другую и держать в руках тяжелое обмякшее тело – и для него оказалось чересчур. Они добирались до ранчо целый час, и Коул благодарил Бога, что не поехал к доктору – дорога в город была гораздо длиннее.
Наконец измученные лошади вошли во двор. Дверь ранчо распахнулась, и на пороге показалась встревоженная Кейт.
– Вовремя, нечего сказать... Силы небесные, Коул, что это с вами стряслось?
Услышав испуганный голос мачехи, Коул вдруг ощутил, что по спине у него стекают холодные струйки. Да и руки едва не отваливаются. Он-то ладно, а Джошу каково?
– Потом объясню. Надо побыстрее занести этих двоих в дом.
Кейт накинула на голову платок и, обернувшись в глубину дома, окликнула:
– Чарли, иди сюда, помоги Коулу!
Через секунду в дверях появился высокий, поджарый, уже седеющий ковбой и, не задумываясь, шагнул под ливень.
– Чарли! Вот повезло! Я боялся, что ты еще не вернулся с пастбища.
– Не понимаю я вас, молодежь, – ухмыльнулся в ответ Чарли. – Вам бы все под дождем шастать. У меня-то хватило ума вовремя смыться домой.
– А у меня, к сожалению, нет, – пробормотал Коул и приподнял девушку затекшими, одеревеневшими руками.
Чарли принял у Коула его ношу так невозмутимо, словно ему каждый день вручали полумертвых женщин. Кровь смыло дождем, но обмякшее тело и побуревшая, промокшая насквозь повязка объяснили все, что он хотел знать.
– Съезжу за доком Эддли.
Коул замотал головой.
– Почему ты? Я уже мокрый, а ты нет.
– По-моему, ты нужнее здесь. К тому же, когда Кейт закончит свои расспросы, я уже одолею полдороги.
Коул покосился на хлопотавшую возле мальчика Кейт.
– Пожалуй, ты прав. Но уж больно не хочется посылать тебя в поселок в такую непогоду.
– Черт возьми, да я видал грозы и пострашнее. По мне, лучше мокнуть, чем любоваться, как Кейт квохчет над вами, словно наседка.
– И выполнять все ее указания, – с улыбкой подхватил Коул. – Ладно, будь по-твоему. Ума не приложу, почему вы с Кейт всегда берете надо мной верх?
– Не иначе, потому что папаша в детстве научил тебя слушаться добрых советов!
Примерно час спустя Коул вошел к себе в спальню. Он молча смотрел, как Кейт поправляет простыни вокруг распростертого на постели недвижного тела.
– Ну как? – спросил он наконец.
Кейт со вздохом покачала головой.
– Все как было. И пальцем не шевельнула. А как Джош?
– Спит. Долго ворчал, что приходится лежать в постели. Боится пропустить какое-нибудь приключение. Ворчал-ворчал – и заснул.
– Он с каждым днем все больше и больше похож на отца!
Коул улыбнулся:
– На мой взгляд, это комплимент. Сегодня я гордился сыном. – Он взглянул на женщину в постели, и улыбка его погасла. Коул покачал головой. – Знаешь, он ведь спас ей жизнь!
Наступило тягостное молчание.
– Что ж, дай-то Бог, – наконец пробормотала Кейт и поспешно перевела разговор на другое. – Станция закрыта уже больше года. Ума не приложу, как она там очутилась?
– Понятия не имею. Никакой повозки рядом не было, и одета она не для верховой езды. Как с неба свалилась.
– Может, она гуляла и заблудилась?
– Долгая вышла прогулочка. От Конского Ручья до железной дороги не меньше десяти миль. Завтра съезжу в поселок, поспрашиваю: вдруг ее кто-нибудь знает.
Кейт взглянула на мертвенно-бледное лицо больной.
– Надо разыскать семью. Если она не выживет...
– Да, разумеется, – оборвал ее Коул. – Давай осмотрим ее вещи. Вдруг что-нибудь выяснится?
– Вещей-то немного. – Кейт сняла со спинки стула пальто и вытащила из кармана матерчатую сумочку. – Вот и все, да еще то, что было на ней, – вон, на спинке кровати. И зачем ей понадобилось пальто в такую теплынь, в середине лета?
– Пальто ей пригодилось. Она совсем не промокла. – Коул взял из рук у Кейт сумку и вытряхнул содержимое на тумбочку. Вещей было на удивление мало – расческа, носовой платок, шляпная булавка, несколько мелких монет. И никакого, пусть самого неясного указания на личность владелицы сумки. Все эти вещи могли принадлежать кому угодно.
– Коул, посмотри-ка. – Кейт протянула ему золотое кольцо с гравировкой. – Оно лежало в кармане. Обручальное.
Коул взял кольцо в руки.
– Может быть, – проговорил он, разглядывая замысловатый узор. – Необычное кольцо.
– И почему она носила его в кармане? А может... погоди-ка, а это что? – Из другого кармана Кейт извлекла какую-то бумагу. С надеждой на то, что это не старый счет из магазина, она развернула розовый квадратик почтовой бумаги. – Кажется, письмо. Или записка.
Вместе они вчитывались в ровные строчки.
«Дорогая Стефани!
Умоляю тебя, подумай еще и еще раз, прежде чем предпринимать столь безумный шаг. Твой рассудок помрачен горем, и ты не можешь рассуждать здраво. Нет сомнений, твое положение не так невыносимо, чтобы ты имела право забыть о своих обязанностях и бросить на произвол судьбы тех, кто от тебя зависит. Такое поведение не только безответственно – оно бесчестно.
Нэнс».
Коул первым нарушил молчание.
– Ну вот, теперь мы знаем, что ее зовут Стефани.
– Коул, не надо пускаться в предположения.
– Она сбежала от мужа!
– Этого мы не знаем. Может, это и не обручальное кольцо.
– А бесчестное поведение...
Коул пожал плечами.
– Может, она вдова. В горе люди часто делают глупости. Она решила продать семейные драгоценности... или что-нибудь в этом роде. Если... когда она придет в себя, у нас будет возможность все это выяснить.
