Она была не одна.
Лео остановился ярдах в двадцати от неё, скрытый тенью раскидистого тиса.
Маркс сидела рядом с молодым мужем Поппи, Гарри Ратледжем. Они были поглощены тем, что со стороны казалось задушевным разговором.
Хотя ситуация не выглядела компрометирующей, но она в тоже время и не смотрелась естественно.
О чём, бога ради, они могли говорить? Даже с такого расстояния было понятно, что о чём-то важном. Гарри Ратледж уважительно склонил свою темноволосую голову к Кэтрин. Как близкий друг. Как возлюбленный.
Рот Лео недоумённо приоткрылся, когда он увидел, что Маркс провела пальцами ниже очков, как-будто вытирала слёзы.
Маркс плакала. В присутствии Гарри Ратледжа.
А затем Ратледж поцеловал её в лоб.
У Лео перехватило дыхание. Замерев, он пытался разобраться в своих смешавшихся чувствах и разделить их на составляющие… изумление, беспокойство, подозрение, ярость.
Они что-то скрывали. Что-то задумали.
Ратледж когда-то содержал её как любовницу? Он её шантажировал, или она, возможно, что-то вымогала у него? Никакой… нежности между этими двумя не наблюдалось даже с такого расстояния.
Лео потёр подбородок, раздумывая, как поступить. Счастье Поппи было важнее всего. Прежде чем мчаться, чтобы превратить мужа сестры в кровавое месиво, он узнает точно, что происходит. А потом, если обстоятельства потребуют, он в кровь изобьёт Ратледжа.
Размеренно и сдержанно дыша, Лео наблюдал за парочкой. Ратледж встал и направился к дому, в то время как Маркс осталась сидеть.
Не успев принять осознанного решения, Лео медленно направился к ней. Он не представлял, что будет делать или говорить. Это зависело от того, какие эмоции возобладают, когда он подойдёт вплотную. Весьма вероятно, что он её задушит. Он испытывал обжигающе непонятное чувство, с которым ещё не сталкивался. Ревность? Боже милостивый, так оно и было. Он ревновал тощую фурию, которая оскорбляла и ворчала на него при любой возможности.
Неужели это новый уровень развращённости? Он сделал из старой девы идола?
Возможно, всё дело было в её крайней сдержанности, которую Лео находил такой эротичной… его очень увлекал вопрос, а что получится, если попытаться разрушить эту холодность. Кэтрин Маркс, его чёртова маленькая противница… обнажённая и стонущая под ним. Он ничего не хотел сильнее. И ведь в этом был смысл: когда женщина легкодоступна, то пропадает весь азарт вызова. Но затащить Маркс в постель, потратив уйму времени, мучая её до тех пор, пока не низведёт до мольбы, заставив завизжать… вот это было бы увлекательно.
Лео приближался к ней небрежной походкой, не упустив момент, когда она напряглась, заметив его. У гувернантки появилось недовольное, несчастное выражение, рот сурово сжался. Лео захотелось взять её лицо в ладони и целовать долго и страстно, пока она не обмякнет и не начнёт задыхаться в его объятиях.
Вместо этого, он остановился, держа руки в карманах сюртука, и окинул её равнодушным взглядом:
— Не соизволите объяснить, что это было?
Солнечный луч на мгновение вспыхнул в линзах очков Маркс, скрывая выражение её глаз.
— Вы шпионили за мной, милорд?
— Едва ли. Меня совершенно не интересует, чем занимаются старые девы в их личное время. Но трудно не обратить внимания, когда мой шурин целует в саду гувернантку.
Нужно отдать должное Маркс, которая не утратила самообладания, не показала никакой реакции, кроме сжавшихся в кулаки рук, лежащих на коленях.
— Один поцелуй, — сказала она. — В лоб.
— Не имеет значения, сколько поцелуев и куда. Вы должны мне объяснить, почему он так поступил. И почему вы ему позволили это. И сделайте это правдоподобно, потому что я на вот таком расстоянии от того, чтобы не приказать кучеру доставить вас до ближайшего дилижанса, отправляющегося в Лондон, — Лео показал расстояние, не больше четверти дюйма между своим большим и указательным пальцем.
— Идите к чёрту, — произнесла Кэтрин подавленным голосом и вскочила на ноги. Она успела сделать два шага, прежде чем он схватил её сзади. — Не трогайте меня!
Лео легко развернул её лицом к себе. Его руки обхватили её хрупкие плечи. Он чувствовал тепло её тела сквозь тонкий муслин рукавов платья. Он держал её, и до него доносился нежный аромат лавандовой воды. Было едва заметно, что у самого основания горло Кэт припорошено тальком [1]. Запах напомнил Лео о постели со свежевыглаженными простынями. О, как он хотел там оказаться с ней.
— У вас слишком много секретов, Маркс. Вы занозой сидели во мне больше года, с этим вашим острым язычком и таинственным прошлым. Теперь я хочу получить ответы. О чём вы говорили с Гарри Ратледжем?
Её красиво очерченные брови, на несколько оттенков темнее, чем волосы, сердито нахмурились.
— А почему вы не спросите у него?
— Я спрашиваю вас.
Натолкнувшись на упрямое молчание, Лео решил спровоцировать её:
— Если бы вы были женщиной другого типа, то я мог бы заподозрить, что вы хотите применить к нему всякие женские штучки. Но мы с вами оба знаем, что в вас нет ничего подобного, не так ли?
— Даже если бы были, то я не стала бы применять их к вам!
— Ну, Маркс, хоть раз попытайтесь поговорить как воспитанный человек. Хоть раз.
— Как только вы уберете от меня свои руки.
— Нет, вы тут же убежите. А сейчас слишком жарко, чтобы за вами гоняться.
Кэтрин ощетинилась и толкнула его, её руки оказались на его груди. Всё её тело было аккуратно упаковано в корсет, кружева, и несчётные ярды муслина. Но мысль о том, что было под ними… о бело-розовой коже, мягких изгибах, тайных завитках… тут же его возбудила.
Дрожь пробежала по её телу, как будто она могла прочитать его мысли. Лео пристально взглянул на неё. Его голос смягчился:
— Неужели вы боитесь меня, Маркс? Вы, которая задирает и унижает меня при малейшей возможности?
— Разумеется, нет, вы, высокомерный тупица. Я только хочу, чтобы вы вели себя согласно своему положению.
— Имеете в виду, как пэр? — его брови насмешливо поползли вверх. — Ну, именно так пэры себя и ведут. Я удивлён, что до сих пор вы этого не замечали.
— О, я замечала. Человеку, достаточно удачливому, чтобы унаследовать титул, следовало бы проявлять благопристойность, стараясь стать достойным своего положения. Быть пэром — значит ответственно относиться к обязательствам, но вместо этого вы, кажется, решили, что это привилегия потакать своим желаниям и невообразимо отвратительное поведение. Кроме того…
— Маркс, — бархатным тоном прервал её Лео, — это была совершенно очаровательная попытка вывести меня из себя. Но в этот раз она не сработает. Вы не удерёте от меня, пока не скажите всё, что я хочу знать.
