— Простите, Я думала, что здесь никого нет, — наконец выдала она.
— Я так и понял. — Он усмехнулся. — Наверное, мне тоже следует извиниться. Я не хотел вас напугать.
— Вы вовсе меня не напугали, — поспешила заверить Мора. Но когда он с сомнением вскинул брови, смущаясь, уточнила: — Ну, разве что самую малость.
Незнакомец склонил голову набок и с непроницаемым лицом начал ее откровенно разглядывать. Эти мгновения показались девушке вечностью. Наконец он понимающе кивнул на стеклянные двери, откуда она появилась, и спросил:
— Прячетесь?
— Простите, что?
— Когда вы сюда вбежали, у вас был такой вид, будто за вами гонится стая бешеных собак.
«Точно подмечено», — мрачно отметила про себя Мора.
— Да, я испытывала плохие чувства.
— Вот как?
Отвернувшись, мужчина подошел к шкафу. Его легкие осторожные шаги и плавные движения напомнили Море поведение тигра-охотника. Она только сейчас заметила, что в его ухоженной руке — бокал с коньяком. Вынув пробку из хрустального графина, Ангел Тьмы плеснул в стеклянную емкость еще на палец янтарной жидкости и бросил через плечо:
— Вы меня заинтриговали. Расскажите подробнее. «О Боже, что я делаю? — в ужасе подумала Мора. — Это же просто безумие! Надо немедленно уходить, пока нас не застали здесь вдвоем, иначе моя и без того подмоченная репутация будет окончательно подорвана». Однако она почему-то не могла заставить себя это сделать. От незнакомого мужчины исходил какой-то невероятный магнетизм — он настолько притягивал к себе, что ей совершенно не хотелось отсюда уходить, несмотря на все доводы разума.
Да и куда идти? Возвращаться на бал? Нет, только не это!
Устало, вздохнув, девушка присела на край маленького двухместного диванчика и нервно сцепила руки на коленях.
— Пустяки! Знаю, я веду себя глупо, но мне все надоело! — Она метнула презрительный взгляд в сторону бального зала. — Надоело, что меня осуждают и считают порочной. И не из-за моих проступков, а из-за грехов других людей.
Мужчина отставил в сторону бокал, скрестил руки на широкой груди и, прислонившись к шкафу спиной, внимательно посмотрел на нее.
— Других людей? — переспросил он.
— Я имею в виду свою мать. — Мора не хотела этого говорить, но слова сами слетели с ее уст, но она, как ни странно, не испытывала по этому поводу никакого сожаления. Удивительно, но ее совсем не стеснял столь откровенный разговор с незнакомцем. — Я изо всех сил стараюсь, вести себя так, как подобает приличной юной леди. Пытаюсь доказать, что я совсем не такая, как они думают, но они упорно продолжают считать меня маминой копией.
По лицу джентльмена как будто пробежала тень… Или ей просто показалось?
— Грехи отцов часто отражаются на детях, — сухо произнес он, растягивая слова и цинично ухмыляясь.
— Довольно пессимистичное утверждение.
— Зато честное. Я давно понял: светские ханжи видят только то, что хотят видеть, и разубеждать их в чем-то совершенно бесполезно. Вы никогда не сможете победить в этой схватке.
— Вы говорите так, словно испытали это на собственном опыте.
— Да? — Джентльмен пожал плечами и, взяв в руку бокал, приподнял его, шутливо салютуя. — Что ж, милая, вы здесь точно по адресу и вполне можете рассчитывать на сочувствие и понимание. Вы встретили такого же изгоя.
Он запрокинул голову и залпом допил коньяк. Мора зачарованно смотрела, как играют мышцы на его загорелой шее, обмотанной белым крахмальным галстуком. Огромным усилием воли она заставила себя отвести взгляд и с трудом сосредоточилась на разговоре.
— М-моя сестра говорит, что светские сплетники — всего лишь кучка пустоголовых болванов, их мнение ломаного гроша не стоит, и меня не должно волновать, что они обо мне думают. Гораздо важнее, что я сама о себе думаю.
— Я вижу, ваша сестра — умная девушка, — заметил собеседник Моры мягким баритоном и усмехнулся.
— Возможно, — согласилась она, — но одобрение света никогда не имело для Джиллиан большого значения. — Упрямая решимость идти своим особым путем давно отдалила Джиллиан от высшего общества, что создает проблемы для Моры и мешает ей занять достойное положение в обществе. — Она многого не понимает и не хочет того, чего хочу я.
— А чего хотите вы?
Над этим вопросом она размышляла последние четыре года, и ответ был готов — твердый, уверенный, непоколебимый:
— Нормальной жизни, комфортной и респектабельной. Без сплетен и гнусных нападок. С добрым порядочным мужем, который будет привязан ко мне.
Воцарилось молчание. Затем уши Моры уловили легкий шорох. Подняв голову, она увидела, что мужчина осторожно ступая, направился к ней. Остановившись перед ее креслом, он внимательно, с любопытством посмотрел на свою собеседницу.
— Вы говорите о доброте и о привязанности, — тихо, но четко сказал незнакомец. — А как же любовь? Страсть?
Она решительно вздернула подбородок, гоня, прочь болезненные ассоциации, возникающие в ее сознании при одном упоминании этих чувств.
— Я не жду ни любви, ни страсти. И не хочу ни того, ни другого. Я видела, как губительно они воздействуют на душу, и у меня нет ни малейшего желания испытать их на себе. Честно говоря, я считаю, что любовь — все го лишь иллюзия, маска, за которой скрывается отнюдь не высокое и благородное чувство, а только похоть.
— Странно слышать такие стариковские рассуждения из уст младенца.
Снисходительная усмешка, сопровождавшая эти слона, заставила девушку вскочить с кресла.
— К вашему сведению, милорд, — заявила она, в негодовании упершись руками в бока, — я далеко не младенец! — с жаром воскликнула она. — Мне уже восемнадцать!
— Восемнадцать? О, это солидный возраст!
— Вы смеетесь надо мной?
— Немного есть. Впрочем, я с вами согласен. Похоже, у нас много общего.
Мора тряхнула головой. Какое абсурдное замечание! Что у нее может быть общего с этим человеком? Он — богатый аристократ, с изысканными и утонченными манерами, настоящий Аполлон Бельведерский! А кто она? Дочь театральной актрисы, застреленной собственным любовником, — обстоятельство, о котором сливки лондонского общества никогда не дадут ей забыть. Даже покровительство лучшей маминой родственницы, вдовствующей герцогини Мейтленд, не помогло укоротить злые языки.
Светский сезон Моры только начался, а она уже вдоволь нахлебалась унижений! К ужасу девушки, ее глаза вновь наполнились слезами, и она готова была расплакаться. Отчаянно заморгав, она с трудом удержалась, но одна предательская слезинка все же покатилась по щеке, и она с немой мольбой взглянула на стоявшего перед ней мужчину.
