Тело какого-то человека лежало поперек его собственного. Своей тяжестью мертвец придавил его левую ногу, этим объяснялось отсутствие ощущений. Голова, тяжелая, словно пушечное ядро, лежала лицом вниз на его животе, свалявшиеся волосы падали на влажное полотно его рубашки. В неожиданной панике он дернулся вверх – голова скатилась набок, ему на колени, и полуоткрытый глаз незряче уставился вверх из-под прядей волос.
Это был Джек Рэндолл, чей изысканный красный капитанский мундир настолько промок, что казался почти черным. Джейми попытался было столкнуть тело, но почувствовал невероятную слабость. Рука, ткнувшись в плечо Рэндолла, соскользнула, а локоть, на который он пытался опереться, неожиданно подвернулся, и Джеймс снова распластался на спине, таращась в слякотное, бледно-серое, вызывающее головокружение небо. С каждым тяжелым вздохом голова Джека Рэндолла непристойно каталась вверх-вниз по его животу.
Он плотно прижал ладони к болотистой почве – вода холодом проступала сквозь его пальцы, а рубашка на спине промокла насквозь – и изогнулся вбок. Обмякшее тело медленно соскользнуло, забрав с собой остатки тепла и открыв его плоть дождю и неожиданно пробравшему до костей холоду. Извиваясь на земле, борясь со слипшимися, запачканными грязью складками своего пледа, он расслышал над резкими порывами завывающего, словно сонмище духов, апрельского ветра отдаленные крики и стоны, а уже над ними зловещее хриплое карканье. Вороны. Судя по всему, не одна дюжина.
«Это странно, – отстраненно подумал он. – Птицы не должны летать в такую бурю».
Наконец ему удалось выпростать из-под себя плед и накрыться. Потянувшись, чтобы прикрыть ноги, он увидел, что его килт и левая нога в крови, но это зрелище не огорчило и не испугало его, а лишь вызвало смутный интерес: темно-красные разводы представляли собой контраст по сравнению с окружающим его серовато-зеленым фоном поросшего вереском торфяного болота. Потом отголоски сражения стихли в его ушах, и он под зловещее карканье покинул поле Куллодена.
Его разбудили гораздо позже, окликнув по имени.
– Фрэзер! Джейми Фрэзер! Ты здесь?
«Нет, – рассеянно подумал он. – Меня нет». Где бы он ни находился, пребывая в бессознательном состоянии, то место было гораздо лучше. Сейчас он лежал в неглубокой яме, наполовину наполненной водой. Слякотный дождь прекратился, но пронизывающий холодный ветер продолжал стенать над вересковым болотом. Небо потемнело, едва ли не почернело – значит, время близилось к вечеру.
– Говорю тебе, я видел, как он упал где-то здесь. Там еще кусты были, утесник.
Голос доносился издалека и был едва слышен.
Неподалеку от его уха послышался шорох, и, повернув голову, он увидел ворону. Она стояла на траве в футе от него, рассматривая его яркой бусинкой глаза. Порывистый ветер ерошил черные перья. Решив, что он не представляет угрозы, ворона с непринужденной легкостью повернула шею и ткнула крепким острым клювом в глаз Джека Рэндолла.
Джейми с возмущенным криком вскинулся и вспугнул птицу, взлетевшую с негодующим карканьем.
– Эй! Вон там!
Послышались хлюпающие по трясине шаги, а потом он увидел над собой лицо и ощутил на плече дружескую руку.
– Он жив! Давай сюда, Макдональд! Дай руку, а то он сам идти не может.
Их было четверо, и, приложив немало усилий, они подняли Джейми на ноги, забросив его обессиленные руки на плечи Эвана Камерона и Йена Маккиннона.
Он хотел сказать им, чтобы они оставили его; вместе с пробуждением вернулось воспоминание о намерении умереть. Но радость нахождения среди своих была слишком велика, и он промолчал, тем более что вернулось и ощущение омертвения ноги, явно свидетельствовавшее о том, что рана серьезная. В любом случае он скоро умрет, а раз так, то слава богу, что хотя бы не в темноте и одиночестве.
– Вода?
Ободок чашки придвинули к его губам, и он пришел в себя настолько, что смог попить и даже ничего не пролил. Рука на мгновение прижалась к его лбу и убралась. Комментариев не последовало.
Он горел в огне, а когда закрыл глаза, ощутил пламя под веками. От этого жара губы потрескались и саднили, но это было лучше, чем холод, который время от времени возвращался. По крайней мере, жар не мешал лежать неподвижно, холод же бросал в дрожь, пробуждавшую спящих демонов в его ноге.
Мурта.
Он был уверен, что его крестный отец погиб, хотя никаких воспоминаний на сей счет не было, и откуда взялась эта убежденность, оставалось неизвестным. То, что на вересковой пустоши полегла добрая половина шотландской армии, он понял из услышанных здесь, в доме, разговоров, но о самой битве у него никаких воспоминаний не сохранилось.
Ему и раньше доводилось бывать в сражениях, и он знал, что в потере памяти для раненого солдата нет ничего необычного. Знал он также, что память непременно восстановится, и искренне надеялся умереть раньше.
При этой мысли он пошевелился и испытал прилив такой жгучей боли, что ему не удалось сдержать стон.
– Как ты, Джейми?
Эван приподнялся на локте рядом с ним, его обеспокоенное лицо бледнело в рассветном сумраке. На голове – окровавленная повязка, по вороту расплылись бурые пятна: пуля, пролетев по касательной, сорвала кожу с его черепа.
– Ничего, все нормально.
Он протянул руку и благодарно коснулся плеча Эвана. Тот в ответ погладил его руку и снова лег.
Вороны были черными. Черные, как сама ночь. С наступлением темноты они улетали на покой, но с рассветом возвращались – птицы войны, спутники сражений являлись на свое гнусное пиршество.
«А ведь с этакими клювами они могли бы выклевать глаза и мне», – подумал он, обостренно ощущая под веками собственные глазные яблоки, круглые, горячие, сущий деликатес для пожирателей падали.
Они беспокойно вращались туда и сюда, тщетно ища забытья, в то время как всходившее солнце окрашивало веки темным, кровавым багрянцем.
Четверо мужчин собрались рядом с единственным окошком фермерского дома, тихо переговариваясь.
– Ну о каком бегстве ты толкуешь? – произнес один, кивнув наружу. – Побойся бога, парень! Самый здоровый из нас едва ковыляет, а шестеро вообще не могут ходить.
– Если ты можешь идти, то двигай, – подал голос кто-то из лежавших на полу. – Нечего из-за нас задерживаться.
Джейми скривился, бросив взгляд на свою раненую ногу, замотанную в обрывки килта.
Дункан Макдональд отвернулся от окна и с угрюмой улыбкой покачал головой. В жидком свете были отчетливо видны глубоко избороздившие его осунувшееся от усталости лицо морщины.
– Нет, лучше затаиться, – сказал он. – Начать с того, что англичане здесь кишмя кишат, что твои вши, – их из окна видно. Ни одному человеку не уйти целым с Друмосских болот.
