Скарлетт, ласково и благодарно посмотрев на Ретта, произнесла:
– Спокойной ночи…
На этот раз Батлер не удержался от того, чтобы еще раз не подойти к жене и все с той же нежностью не поцеловать ее перед сном.
– И тебе того же…
«Как хорошо, что он рядом со мной», – подумала Скарлетт, засыпая…
Иногда Скарлетт и Ретт начинали ссориться по самым незначительным пустякам – потом, поостыв, глядя на случившееся с высоты своего жизненного опыта, они сами задавали себе один и тот же вопрос: «Неужели мы, такие взрослые, почтенные люди, могли дать себе взорваться из-за самых незначительных вещей?.. Ведь недомолвки, эти неосторожно сказанные фразы – не причина для ссор, это всего-навсего повод…»
И Скарлетт, и Ретт все время корили себя за свою невыдержанность.
Но эти ссоры случались все чаще и чаще – иногда им казалось, что они находят в ругани, во всех этих нелепых обидах и взаимных упреках какую-то непонятную потребность – скандалы входили в их плоть и кровь, в их повседневное существование, они становились такой же насущной, каждодневной необходимостью, как желание поесть, поспать, посидеть у камина…
Скандалы, бурные и драматичные, обычно заканчивались трогательными сценами примирения, они просили прощения друг у друга, каждый говорил, что виноват именно он…
Тем не менее примирения, как правило, были до обидного непродолжительными – в лучшем случае на какую-то неделю: очередные взрывы эмоций происходили непредсказуемо, спонтанно, совершенно внезапно – ни Скарлетт, ни Ретт не могли предугадать, когда это произойдет…
Да, они по-прежнему любили друг друга, также, как и много лет назад; да они прекрасно понимали, что не проживут без друг друга и дня…
Оба прекрасно понимали это, но ничего не могли с собой поделать…
И Скарлетт, и Ретт все время задавали себе один и тот же вопрос: «Сколько же все это будет продолжаться?..», и ответ был один: «Пока нас не разлучит смерть…»
* * *
Так случилось и в то памятное для Скарлетт утро, следующее после посещения гостеприимного дома мистера Джонатана Коллинза…
Вопреки своему обыкновению, Скарлетт проснулась довольно поздно – где-то в половине десятого (обычно она поднималась очень рано, еще раньше прислуги, где-то часов в семь…).
Однако Ретт не будил ее, щадил, помня, что ночью приснившийся кошмар вымотал Скарлетт, и теперь ей необходимо отдохнуть…
За завтраком ни Ретт, ни Скарлетт ни словом не обмолвились ни о том страшном сне, ни о его возможных причинах – хотя для Скарлетт причины того страшного видения были совершенно очевидны. Ее муж не акцентировал внимания на ее вчерашнем состоянии – он всегда отличался глубиной такта… Он прекрасно знал, что всякое, пусть даже невольное напоминание женщине о ее внезапной слабости чаще всего неприятно… Скарлетт чувствовала тактичность мужа, и глаза ее благодарно блестели…
Беседовали о разных пустяках, преимущественно – о впечатлениях вчерашнего вечера, проведенного в гостях у мистера Коллинза…
Скарлетт, сосредоточенно наливая себе и мужу из большого серебряного кофейника горячий кофе, почему-то спросила:
– Дорогой, как ты думаешь – этот отставной полковник, мистер Коллинз, наш сосед – действительно порядочный человек?..
Ретт поправил белоснежную салфетку у себя на шее и ответил вопросом на вопрос:
– А почему ты меня об этом спрашиваешь?.. У тебя есть особые причины сомневаться в его порядочности и добросердечии?..
Скарлетт немного стушевалась, замялась – но только на минуту.
– Понимаешь, – начала она, – когда он вчера начал говорить о своих пернатых, я заметила у него какой-то странный блеск в глазах… Не то, чтобы он не понравился мне… Даже не знаю, как тебе и сказать… Он так увлеченно рассказывал о своих птицах…
Однако Ретт только передернул плечами.
– Ну, и что с того?.. Тебе, дорогая, не понравилось это обстоятельство?.. Мне, например, эта увлеченность мистера Джонатана Коллинза, не скрою – весьма симпатична… Тем более, что в наш меркантильный век так мало людей, увлеченных не деньгами, векселями и какими-то финансовыми проектами, а прекрасным… Певчие птицы, – воскликнул Ретт несколько патетично, – что может быть милее их?..
Скарлетт поставила кофейник и, медленно покачав головой, сказала:
Нет… Ты немного неправильно понял меня… Я имела в виду несколько иное…
Что же ты имела в виду?.. – спросил Ретт немного безразлично, сочно хрустя поджаристой гренкой. – Потрудись объясниться…
Скарлетт, поразмыслив некоторое время, ответила своему мужу:
Не то, чтобы не понравилось, просто он рассказывал обо всех этих своих птицах как-то… – Она сделала небольшую паузу, подыскивая нужное, наиболее удачное выражение. – Как-то фанатично…
– Фанатично?..
– Да…
Мистер Батлер пожал плечами.
– А что же тут плохого?..
Понимаешь, этот мистер Коллинз… Он какой-то странный…
Ретт в ответ заметил:
– Что значит странный не такой, как все остальные?..
Скарлетт кивнула.
– Наверное… Впрочем, я не совсем уверена. Батлер едва заметно улыбнулся.
– Если тебе непонятны те или иные поступки человека – это вовсе не значит, что он ненормальный. Знаешь, в Атланте многие считали ненормальным меня – если помнишь…
Скарлетт склонила голову.
Да, конечно… Но тебя считали ненормальным совершенно по другой причине… Ты же не разводил птиц, как Джонатан…
– Нет, насчет Джонатана ты зря так… Мистер Коллинз, на мой взгляд – настоящий джентльмен и прекрасный человек… И у нас вчера была прекрасная возможность убедиться в этом – не так ли?..
Скарлетт, вспомнив, как ловко разрядил хозяин вечера напряженность, возникшую после ее совершенно ненужного спора с отставным бригадным генералом, подумав, согласилась с мужем:
– Да… Он действительно очень порядочный человек и джентльмен. Он напоминает мне старых плантаторов нашей Джорджии – тип людей, которых почти уже не осталось на свете…
– А что касается его птиц – то он просто очень сильно увлечен ими… Разве это плохо, дорогая?
Скарлетт поджала губы.
– Это уже не увлечение…
Ретт, заметив это, слегка, одними только уголками губ, улыбнулся.
– А что же тогда?..
Передернув плечами, она произнесла:
– Скорее – самый настоящий фанатизм…
– Ну, и что же?..
Скарлетт лишь вздохнула:
– Я всегда боялась фанатиков. Хотя… – Она, будто бы вспомнив что-то, на секунду запнулась. – Когда мы с тобой были молоды, мы все время повторяли одно и то же: «Король-Хлопок, благословленный Юг, будь прокляты янки, один конфедерат стоит дюжины солдат генерала Шермана…» Это тоже был своего рода фанатизм… За который мы так жестоко и поплатились в той никому ненужной войне, – резюмировала миссис Батлер.