Сара, испуганная не меньше Катрин, бормотала молитвы низким голосом, Катрин же не могла молиться. Впечатление кошмара было, как никогда, острым.
Было совсем поздно и темно, когда все закончилось. При свете факелов похоронили останки Макларена рядом с маленькой церковью. Катрин, как и крестьяне, приняла участие в похоронах, наблюдая за ними издалека. В их глазах поселился страх, и это неприятно подействовало на Катрин. Если бы не присутствие монаха, они никогда не позволили бы Скотту и его шотландцам заниматься подобным, и пятеро шотландцев оказались бы лицом к лицу с вилами и топорами.
Когда последняя лопата земли упала на то, чему нет названия ни в одном языке, но что было молодым и горячим мужчиной, шотландцы с каменными лицами, готовые к отмщению, сели на лошадей и, не попрощавшись с Катрин и ее спутниками, снова отправились в горы. К седлу Скотта был приторочен грубо сколоченный деревянный ящик.
Ночь была холодной, и, когда шотландцы исчезли из вида, Катрин, Сара и брат Этьен остались стоять в темноте рядом с церковью. Реку не было видно, но слышался шум ее вод. Освещенные окна гостиницы походили на два желтых глаза, смотрящих в темноту. Брат Этьен помахал факелом, который он взял у одного из шотландцев, и ветер сорвал с него сноп искр.
– Пора возвращаться, – сказал он.
– Я хотела бы уехать немедленно, – взмолилась Катрин. – Это место наводит на меня страх.
– Не сомневаюсь, но нам все же придется дождаться утра. Мы должны вброд перейти реку, а она широкая и опасная. Пытаться найти брод в темноте – значит подвергать себя смертельной опасности… Я не уверен, что местные жители придут нас спасать.
– Ну что же, подождем утра в зале гостиницы все вместе. Я не могу возвращаться в эту ужасную комнату.
В гостинице «Черный сарацин» в Обюссоне знавали и лучшие времена, когда богатый и процветающий район еще проводил ярмарки, а англичанин не разорял страну. В это благословенное время путешественники собирались здесь толпами, направляясь в Лимож, славившийся прекрасными изделиями из эмали. Другие приезжали за овечьей шерстью. Огонь пылал целыми днями под вертелами, вертевшимися практически без перерыва. Смех и крики выпивох сливались с веселым стуком деревянных сабо красивых служанок, работавших с восхода до заката солнца.
Но когда Катрин, Сара и брат Этьен приехали туда вечером, после утомительного дня, проведенного в пустынных и диких просторах нагорья Мильваш, единственным звуком, услышанным ими, было громыхание некогда ярко раскрашенной вывески, теперь проржавевшей и болтавшейся на столбе. Стражники протрубили сигнал о закрытии ворот, и маленький городок, казалось, зябко стиснул свои узкие и темные улочки, словно скряга, прячущий сокровища.
Старый замок виконта с обвалившимися стенами, расположенный на скалистой горе, имел вид большого ленивого кота, свернувшегося в клубок и готового уснуть. На улицах редкие прохожие бросали тревожные взгляды на трех путешественников, но, увидев, что это две женщины и монах, безразлично продолжали свой путь.
Стук копыт привлек внимание человека в белом фартуке на пороге «Черного сарацина», дородное брюхо которого печально контрастировало с желтым цветом лица и худыми ногами. У него были дряблые щеки, как у людей, быстро похудевших, и вздох, сделанный им при виде путников, говорил о состоянии его кладовок для провизии. Тем не менее он снял свой колпак и шагнул к слезавшим с коней людям.
– Почтенные дамы, – вежливо сказал он, – и вы, преподобный отец, чем может быть вам полезен «Черный сарацин»?
– Ночлегом и едой, сын мой, – ответил брат Этьен жизнерадостно. – Мы проделали большой путь, наши лошади устали, и мы тоже. Не могли бы вы устроить нас на ночлег и покормить? У нас есть чем заплатить.
– Увы! Преподобный отец, вы можете высыпать передо мной все золото мира, но не получите ничего, кроме супа из трав и немного черного хлеба. «Черный сарацин» теперь только тень того, чем он был прежде. Увы!
Печальный вздох подчеркнул скорбный характер данного заявления, но цокот копыт в соседней улочке вызвал у него второй вздох. «Сеньор! – сказал хозяин гостиницы. – Лишь бы только это не был еще один клиент!» К несчастью для мэтра Амабля, это был путешественник, что подтверждал его забрызганный грязью большой плащ.
Катрин безразлично отнеслась к проблемам хозяина. Она хотела прежде всего согреться и уже входила в помещение, когда услышала голос прибывшего, спрашивавшего о ночлеге для себя и лошади. Этот голос заставил ее обернуться. Она вглядывалась в лицо путешественника, прикрытого тенью от большой серой шляпы, но хозяин сразу же рассеял ее сомнения.
– Увы! Мэтр Кер, вы хорошо знаете, будь мой дом полон или пуст, богат или беден, для вас он всегда широко открыт. Только бы небо смилостивилось и пришел бы день, когда «Черный сарацин» мог принять вас достойно, как прежде!
– Аминь, – добродушно сказал Жак Кер.
Не успел он спрыгнуть с лошади, как радостная Катрин очутилась в его руках.
– Жак! Жак! Это вы?.. Какое счастье!
– Катрин! Наконец-то… Я хочу сказать, мадам де Монсальви! Что вы здесь делаете?
– Называйте меня Катрин, друг мой! Вы давно получили на это право! Если бы вы знали, как я рада вас видеть. Как поживают Масе и дети?
– Хорошо, но давайте войдем! Внутри нам будет удобнее разговаривать. Если бы ты развел огонь, мэтр, мы могли бы поужинать, и ты вместе с нами. У меня к седлу привязаны два окорока в мешке. Есть еще сало, сыр и орехи.
Пока мэтр Амабль бросился за провизией, благодаря небо, Жак Кер, взяв под руку Катрин, повел ее в гостиницу, по-дружески поздоровавшись с Сарой. В зале с низким потолком и закопченными колоннами, увешанными редкими связками лука вместо копченостей, они застали брата Этьена, который грелся, сидя спиной к камину и подняв слегка свою сутану. Катрин хотела представить мужчин друг другу, но заметила, что они давно знакомы.
– Я не знал, что вы вернулись с Востока, мэтр Кер, – сказал монах. – Эта весть еще не дошла до моих ушей.
– Это потому, что я, так сказать, вошел на цыпочках. Я возлагал большие надежды на эту поездку, видел интересные товары и заинтересованных людей, но потерял все в этом предприятии.
Пока мэтр Амабль и его единственная оставшаяся служанка готовили ужин и расставляли приборы, путешественники уселись на скамейки около очага и грелись. Катрин, довольная встречей со старым преданным другом, не отрывала от него глаз. И частенько их взгляды встречались. В этих случаях карие глаза меховщика из Буржа блестели, и это не был отсвет огня из камина, а его тонкие губы расплывались в счастливую улыбку.
