Арабелла покраснела и отвела глаза. Она любила Мэри и не хотела ее обманывать. Впрочем, это еще цветочки. Вот когда она станет любовницей Тони, ей придется юлить, выкручиваться, придумывать разные предлоги и отговорки, лишь бы сохранить в тайне свою постыдную связь. Ложь станет ее второй натурой.
Однако до конца она осознала весь ужас своего положения, только уединившись в спальне. Лежа в большой кровати, под бледно-желтым шелковым балдахином, Арабелла поняла, что сама себя загнала в ловушку. Сегодня она солгала мачехе, а дальше будет еще хуже…
Она с жестокой откровенностью признавалась себе в том, что у ее поступка нет благородного оправдания. Возможно, оно было вначале, когда она хотела пожертвовать собственным состоянием ради спасения семейных плантаций, но потом ее план изменился… Арабелла судорожно сглотнула, вспомнив насмешливое замечание Тони: жизнь в Гринли — это еще не нищета.
А ведь он прав. Если бы она отказалась от позорной сделки с Даггетом, ее родные лишились бы своего богатства, а детям, когда они подрастут, пришлось бы с трудом пробивать себе дорогу в жизни. Но речь, разумеется, не шла о том, чтобы жить на улице и клянчить у прохожих хлебные корки. Да и Ричард наверняка помог бы своей сестре.
Арабелла поморщилась. Она скорее умрет, чем позволит этому напыщенному индюку взять на себя заботы о содержании своей семьи. Тридцатишестилетний закоренелый холостяк, привыкший жить только для себя, он вынужденно терпел своих племянников, а к сестре относился с подчеркнутым презрением. Если Мэри обратится к нему за помощью, он никогда не даст ей забыть, что она и ее дети обязаны ему своим финансовым благополучием. Деньги станут мощным оружием в его руках, и он не погнушается им воспользоваться. Нет, она правильно сделала, что не пошла к Ричарду Кингсли! Впрочем, ее решение стать любовницей Тони Даггета было не менее сомнительным…
Арабалла беспокойно ворочалась в постели. Оказавшись перед выбором — либо оставить свою семью обездоленной, либо вступить в любовную связь с человеком, который ее предал… но к которому ее до сих пор неодолимо влекло — она с легким сердцем выбрала второе. Тони Даггет был ее первым и единственным мужчиной. Она любила его, и любовь эта, наверное, еще теплилась в ее душе. Словом, ей не грозило отдаться какому-нибудь омерзительному уроду… Именно это ее и терзало.
Только с Тони она могла заключить столь низкую сделку. Как ни пыталась она обрядить свои мотивы в благородные одежды, голая правда все равно выпирала наружу: она мечтала вновь побывать в объятиях Даггета и охотно ухватилась за такую возможность. К ее глазам подступили горькие слезы.
Арабелла чувствовала себя последним ничтожеством. Назвала Тони гнусной скотиной, а сама-то ничуть не лучше. Да, она спасла Хайвью и имущество Монтгомери, но это утешало слабо. Она пола на сделку с дьяволом… с дьяволом в образе невероятно красивого Тони Даггета.
* * *
В среду утром Арабелла проснулась совершенно разбитой. Умывшись она быстро собрала свои ярко-рыжие локоны в скромный пучок на затылке и надела простое платье из бежевого муслина.
Она собиралась уехать в Гринли сразу же, как только придумает очередную отговорку для Мэри. О Господи, сколько еще ей придется лгать?
Уныло спускаясь по широкой лестнице, она подумала, что надо сочинить что-то и для брата. Если Джереми хотя бы заподозрит неладное, он тут же примчится в Суит-Эйкрз, требуя крови Тони Даггета… и прольет свою собственную. О том, как мастерски Даггет владеет шпагой и пистолетом, слагались легенды.
Когда Арабелла входила в столовую, она еще не знала, что скажет мачехе, как объяснит ей свое внезапное желание пожить несколько дней в Гринли. Со смешанным чувством досады и облегчения она увидела, что вся семья уже собралась и расположилась по обеим сторонам длинного стола.
Завтрак в Хайвью обычно проходил просто, без церемоний: не было ни меню, ни строгого расписания. Каждый приходил когда хотел, а чернокожий слуга или Лоренс передавал заказ на кухню для миссис Хикмен. Тем не менее на буфете красного дерева всегда стоял тяжелый серебряный кофейник с горячим кофе. Те, у кого не было времени ждать, могли подкрепиться фруктами и свежеиспеченными бисквитами.
Арабелла поздоровалась со всеми и, не чувствуя особого аппетита, взяла тарелку с ранней клубникой и чашечку кофе. За столом текла обычная непринужденная беседа. Джордж заявил, что поскачет на своем пони к маленькому ручью, пересекавшему плантацию, и будет ловить там головастиков. Маленький Джон тут же увязался за братом. Сара и Мэри задумали ехать в Натчез — выбрать фасон и материю для бального платья Сары, а Джейн сказала, что собирается в пятницу к своей лучшей подруге Эдит Гейл, чтобы провести несколько дней на ее плантации.
Арабелла вполуха слушала планы домашних, пила кофе, ела клубнику и никак не могла придумать, что бы такое соврать Мэри. Под каким предлогом уехать в Гринли, если она уже послала туда Джереми?
— А у тебя какие планы на сегодня? — небрежно спросила Мэри, прервав ее невеселые мысли.
Арабелла посмотрела на мачеху в полной растерянности.
Мэри улыбнулась:
— Я думала, ты уже нашла повод для поездки в Гринли.
Арабелла испуганно округлила глаза и чуть не захлебнулась кофе.
— С чего ты это взяла? — наконец пролепетала она, заикаясь.
Сара и Мэри переглянулись и прыснули со смеху. Их одинаковые голубые глаза остановились на Арабелле.
— Забыла! — весело воскликнула Сара.
Арабелла все еще пребывала в недоумении, и Мэри удивленно спросила:
— Ты что, в самом деле забыла, что к нам в гости едет кузина Агата? Она всегда навещает нас в это время года и обычно остается здесь на несколько месяцев. В своем последнем письме она сообщила, что прибудет сегодня или завтра — если не задержится на реке. Я же говорила тебе об этом на прошлой неделе, когда получила письмо! — Улыбка ее стала шире. — С тех пор я все время жду, когда ты придумаешь повод хотя бы на пару недель улизнуть из Хайвью. Только не говори мне, что ты вдруг прониклась симпатией к кузине Агате!
Неприязнь Арабеллы к родственнице Мэри, Агате Ратледж, была под стать той грубой бесцеремонности, с которой сама Агата относилась к Арабелле. На несколько лет старше Мэри и Ричарда, бездетная вдова, давно похоронившая мужа, Агата имела дурную привычку совать свой нос в чужие дела. Она держала своих слуг в ежовых рукавицах и считала, что все вокруг должны плясать под ее дудку. При этом агата искренне желала добра Мэри и Ричарду, а в детях просто души не чаяла. Все безропотно терпели ее тиранию, понимая, что она продиктована благими намерениями.
