Пока служанка помогала ей одеваться на бал, Франсис критическим взглядом смотрела на собственное отражение в зеркале. Дженнет, потупив взгляд, заверяла свою хозяйку, что та никогда прежде не выглядела лучше.
– На сколько лет я выгляжу, Дженнет?
– На все восемнадцать, миледи.
Дженнет не сказала бы этого, не будь это правдой. Франсис рано повзрослела.
– А мое платье?
– Идет, как никогда. С вами ни одной даме не сравниться!
– Как бы мне хотелось, чтобы меня не выдали замуж за Эссекса!
– Тогда вы не были бы графиней, миледи.
– Да, но это не имеет значения. Я оставалась бы дочерью своего отца, и благодаря этому меня приняли бы ко двору принца.
– Вы старше его, миледи.
– О нет!
– Я не имела в виду по годам.
– Я тебя понимаю.
– А старший показывает пример.
– Он не такой, как другие, Дженнет. Генрих совсем неиспорченный молодой человек. Он не желает делать то, чего потом будет стыдиться.
Дженнет издала короткий смешок.
– Когда добродетель впадает в соблазн, то надает гораздо ниже.
– Иногда я думаю, что он никогда не поддастся соблазну.
– Есть способы, миледи.
– Какие?
– Я знаю, как добыть приворотное зелье, которое наверняка сработает.
Сердечко Франсис забилось чуть быстрее.
Потом она взглянула на собственное блистательное отражение. Франсис была уверена в своих чарах и не верила, что они ее подведут.
А если подведут, тогда она серьезно задумается о приворотном зелье Дженнет.
* * *
В Оутлендсе было меньше церемоний, нежели в Сент-Джеймсе или Хэмптон-Корт, и почти все здесь вскоре поняли, что принц, который никогда прежде не интересовался женщинами, увлечен юной графиней Эссекс, поэтому, когда она выманила его после танца в сад, никто за ними не последовал, полагая, что принц желает, чтобы их оставили наедине.
Франсис, которая инстинктивно знала, как и когда нужно действовать в подобных делах, была уверена, что если хочет стать любовницей принца, то должна заставить его преодолеть все сомнения до того, как он поймет всю силу ее чар. Если он поймет, как ей не терпится заполучить его, он воздвигнет между ними такой барьер, что соблазнение станет невозможным.
Хотя они оба были девственниками, Франсис была готова подать пример, и более того – твердо решила сделать это.
Прогуливаясь между цветочными клумбами, таинственными при свете луны, она все теснее прижималась к принцу. Он колебался и вернулся бы во дворец, но Франсис взяла его под руку и сказала, что счастлива находиться при дворе, а особенно при дворе принца.
Приличия подсказали ему ответ, что и он счастлив видеть ее в числе его придворных. Услышав это, Франсис поднесла его руку к губам и поцеловала.
Генрих резко ее выдернул.
– Я вас обидела? – спросила она, и ее прекрасные глаза смотрели в ужасе.
– Нет… нет. Но лучше не надо…
– Не надо что?
– Целовать… целовать мою руку.
– Вы предпочли бы, чтобы я поцеловала вас в щеку или в губы? – страстно вскрикнула Франсис.
Генрих был испуган и изумлен охватившим его возбуждением. Он попытался проанализировать свои чувства.
– Если бы вы не были замужем…
– Но я никогда не знала своего мужа!
– Вы должны сохранить для него свою девственность.
– Это желание вашего высочества?
Генрих ничего не ответил. Тогда она прижалась к нему и торжествующе воскликнула:
– Значит, нет!
Взяв его за руку, Франсис побежала вместе с ним. Сейчас Генрих совсем не походил на серьезного юного принца, порицающего упадок морали при дворе своего отца.
Франсис отпустила его руку и продолжала бежать. Теперь Генрих преследовал ее. Она позволила ему догнать себя в беседке и ждала, пока он обнимает ее, прислушиваясь к звукам музыки, доносящимся из дворца.
Генрих проявлял нерешительность, Франсис же наоборот.
Франсис Хауард всегда знала, чего хочет, а она хотела принца Уэльского с того самого момента, когда увидела его в день своей свадьбы с Робертом Девере.
* * *
Дженнет узнала об этом, как только Франсис оказалась в своей комнате с ней наедине.
Франсис стояла с блестящими глазами, пока Дженнет снимала с нее платье и украшения.
– Итак, миледи, – лукаво сказала Дженнет, – нам не нужно обращаться к моей приятельнице миссис Тернер за любовным зельем?
И вскоре досужие придворные уже перешептывались между собой о том, что принц ведет себя как нормальный молодой человек.
Он завел себе любовницу – Франсис, графиню Эссекс.
* * *
Франсис расцвела и стала еще красивее, чем прежде. Она получала удовольствие от интриг и тайных встреч. Более того, ее радовало то, что она любима самым важным человеком при дворе.
Генрих тоже переменился – был весел и легкомыслен, хотя у него случались приступы угрызений совести. Но, уверял он себя, почему бы ему не завести любовную интрижку, когда почти все при дворе считали это естественным поведением. Во всяком случае, как только он видел Франсис, все благие намерения быстро сходили на нет, и он предавался удовольствиям.
Генрих хотел, чтобы у него была возможность жениться на Франсис. Тогда он был бы полностью счастлив. Он признался в своей проблеме сэру Уолтеру Рэли, который лишь пожал плечами, сочтя ее не столь уж важной. Никто не будет думать о нем хуже из-за того, что у него любовная интрижка, заверял он принца. И Генрих со временем позабыл о своих сомнениях.
Это были волнующие месяцы. Никогда еще Генрих не был так погружен в удовольствия. При его дворе толпились все самые блистательные придворные, и Яков, наблюдая, изображал досаду, которой не чувствовал. Он был рад видеть своего сына пользующимся такой популярностью, и, если мальчик ведет себя не столь пуритански, нежели прежде, это к лучшему. В парках вокруг дворца Нонсага Генрих ездил верхом и прогуливался пешком с Франсис; они предавались любовным утехам в беседках, колонны и пирамиды с каменными птичками, из клювов которых текли потоки воды, составляли прекрасный фон для их идиллии. В более величественном Сент-Джеймском дворце они тоже были вместе, и Ричмонд, где принц любил держать свой двор, стал еще одной декорацией для любовников.
Те, кто наблюдал за ними, интересовались, как долго продлится эта романтическая история. Многие молодые дамы строили планы занять место Франсис – они были уверены, что молоденькая подружка скоро наскучит Генриху.
Но Генрих оставался верным Франсис, и она не сомневалась в нем.
Франсис играла ведущую роль в их любовной интриге и не сдавала своих позиций. Часто ей казалось, что Генрих еще слишком молод. «Почему, – спрашивала она себя, – я должна его всему учить? Он принц Уэльский – и все-таки еще совсем ребенок!»
