Кэтрин Харт - Пепел и экстаз

— Когда ты отплываешь?

Разрываемый между гордостью и жалостью Рид ответил довольно резко:

— Думаю, на следующей неделе. Мне надо многое успеть — передать дела компании Теду, объяснив что к чему, оставить все в полном порядке здесь на плантации, чтобы ты и мама не испытывали особых затруднений.

— Понятно, — Кэтлин быстро заморгала, едва удерживаясь от слез. — Иными словами, твоя мать и я должны поддерживать огонь в домашнем очаге, дожидаясь твоего возвращения, — не сумела она удержаться от колкости и после минутного колебания, придавшего ее словам особую значимость, добавила: — Если ты вернешься.

Мэри Тейлор сильно побледнела, и ее судорожный вздох был явственно слышен в тишине, наступившей вслед за этими словам Кэтлин. Она беспомощно переводила глаза с Рида на Кэтлин и обратно, пока оба они сидели, скрестив взгляды в безмолвном поединке. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем Рид заговорил:

— Я должен.

Кэтлин с трудом сглотнула комок в горле. Отбросив гордость, она взмолилась:

— Возьми меня с собой.

— Я не могу, — его глаза умоляли ее понять.

— Ты не хочешь, — сердито возразила она. Две крупные слезы покатились по щекам, но она упрямо вздернула подбородок.

— Пусть будет не хочу, — согласился Рид, слегка кивнув головой. Он подождал, но Кэтлин никак не откликнулась и выражение ее лица не смягчилось. Тогда он встал и оттолкнул стул. — Ты что же, хочешь, чтобы я оказался трусом, Кэт?

— Нет, но я хочу быть с тобой.

— А я хочу, чтобы ты осталась здесь, — с этими словами он вышел из комнаты.

В последующие дни Кэтлин поочередно проклинала войну, англичан, Рида и вообще весь мир. Стоило ей замолчать, как ее сменял Рид. Он был очень рассержен на Кэтлин за ее поведение и в раздражении наговорил ей много резких слов, о которых потом не раз про себя сожалел.

Мэри и Изабел приходилось то и дело вмешиваться, пытаясь пригладить распущенные перья и успокоить натянутые нервы. Кейт О'Рейли, которую тоже призвали на роль миротворца, готова была стукнуть Рида и Кэтлин головами друг о дружку.

— Два упрямых дурака, вот они кто, — жаловалась она Мэри. — Вместо того чтобы наслаждаться последними днями, которые они проводят вместе, они царапаются и шипят друг на друга.

Мэри тяжело вздохнула, положив на колени стиснутые руки.

— Это у них пройдет, — с надеждой предсказала она. — К счастью, большую часть времени Рид будет находиться в нескольких днях пути от Саванны. Он хочет сконцентрировать усилия на прорыве морской блокады на участке от Чарлстона до Флориды. Он сможет часто приезжать домой, а если англичане атакуют Саванну, сумеет вовремя предупредить Кэтлин, и она успеет уехать из Чимеры и укрыться с детьми в безопасном месте. Это в какой-то мере снимает тяжесть с моей души. Я так переживала из-за того, что вы с Кэтлин останетесь здесь одни. Я ведь понимаю, что если англичане начнут наступать, то до Чимеры и Эмералд-Хилла они доберутся раньше, чем до Саванны.

Кейт усмехнулась:

— Кэтлин сказала мне, что она отказалась уехать отсюда в Саванну, и я с ней согласилась. Я тоже уеду из Эмералд-Хилла только в том случае, когда не останется другого выхода.

Мэри в отчаянии посмотрела на старую женщину.

— Я знаю, в кого Кэтлин такая упрямая, Кейт. От вас она унаследовала не только внешность. Могу вам процитировать слова вашей внучки, заявившей: «Пусть меня повесят, если я позволю этим проклятым англичанам выгнать меня из моего второго дома».

— Да, — согласилась Кейт, — она все еще переживает потерю своих ирландских земель.

— И то, что остается здесь без Рида, — добавила Мэри. — Почему-то с этим ей труднее всего смириться.

Кейт могла бы объяснить Мэри почему, но промолчала. Из всех друзей и родственников в Саванне одна Кейт знала о похождениях Кэтлин, бывшей пиратки Эмералд. Никто, кроме подруги Кэтлин Элеоноры и братьев Лафитт, не знал о ее двойной жизни, а они все были в Новом Орлеане. Если Кэтлин и открыла свой секрет Изабел, то та никогда и никому об этом не рассказывала.

В тот день, когда Рид объявил о своем решении, Кэтлин была так расстроена и рассержена, что вечером закрыла дверь спальни. Впервые за три последних года она отказывала Риду в его супружеских правах.

Черт побери, Кэт, открой дверь! — Рид изо всех

сил стукнул кулаком по массивной двери.

В спальне в это время Кэтлин сидела в середине их огромной кровати, скрестив ноги. Она уставилась на дверь, ясно представляя Рида по другую ее сторону. Она положила ему простыни и подушку на кушетку в их личной гостиной. Поскольку Рид стоял сейчас футах в трех от кушетки, она не сомневалась, что он их заметил. Закрытая дверь и постельные принадлежности на кушетке говорили сами за себя. Кэтлин не считала нужным отвечать на стук Рида. «Упрямый осел», — с чувством, хотя и несправедливо, про себя обругала она мужа.

В конце концов Рид перестал колотить в дверь, хотя еще какое-то время из соседней комнаты доносилось его бормотание. Наконец все затихло, и Кэтлин надеялась, что он сдался и лег спать. Она даже несколько удивилась, поскольку никогда раньше закрытая дверь не могла остановить Рида. Она решила, что Рид не хочет, чтобы домашние слышали их перебранку.

На следующее утро Кэтлин дождалась, пока Рид уйдет из дома, и только тогда спустилась к завтраку. К обеду он не явился, и она поняла, что он тоже избегает ненужных столкновений. Весь день Кэтлин провела, разрываясь между двумя противоположными чувствами: то она хотела помириться с Ридом, то подогревала свой гнев. Конечно же, она понимала, что ведет себя неразумно, вымещая на нем свое разочарование, но ничего не могла с собой поделать. Рид не был виноват в том, что началась война, что Кэтлин женщина и потому должна сидеть дома и ждать возвращения мужа. Но несправедливость такого положения вещей выводила ее из себя. Она была молода и сильна и хотела сражаться. Никто лучше нее не умел владеть шпагой. Никто, кроме самого Рида, не мог сравниться с ней в искусстве судовождения. Если уж у было необходимо ввязаться в опасное предприятие, она хотела быть рядом с ним, смотреть в лицо опасности, стоя плечом к плечу, а не сидеть дома сходя с ума от беспокойства в ожидании вестей о не или о его смерти.

И кому как не ему было знать, что она должна чувствовать. Ведь в течение первого года их совместной жизни она не раз доказывала свое превосходство над ним и в управлении кораблем, и во владений шпагой. И не только над ним, но и над многими другими, в том числе и над пресловутым Жано Лафиттом. Ее приводило в ярость то, что она не может принять участие в войне с англичанами, хотя и обладает всеми необходимыми для этого качествами. Увы, общество не признавало за женщинам права участвовать в войнах. Возможно, женщины никогда не обретут той свободы, какой они заслуживали. И Кэтлин стремилась порвать путы, делавшие ее пленницей дома и детей.